6. Южный фланг СНГ. Центральная Азия-Каспий-Кавказ: возможности и вызовы для России: Монография
6-Я ТЕМА:
Южный фланг СНГ. Центральная Азия-Каспий-Кавказ: возможности и вызовы для России: Монография
Текстовая версия документа PDF (размер: 4467.2 КБ)
Текстовая версия документа предназначена только для предварительного просмотра!
Преобразование в текст выполняется в автоматическом режиме, поэтому результат может сильно отличаться от оригинального документа. Изображения (картинки, формулы, графики) в документе игнорируются.
Рекомендуем скачать оригинальный документ
ПредыдущаяПредыдущая
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
СледующаяСледующая
В. Р. Л е г о й д а
РУССКОЯЗЫЧНАЯ ДИАСПОРА В ГОСУДАРСТВАХ
ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ И ЗАКАВКАЗЬЯ: СОВРЕМЕННАЯ
СИТУАЦИЯ И ПЕРСПЕКТИВЫ
Земля хотя и не родная,
Но памятная навсегда...
Анна Ахматова
Первая проблема, с которой сталкивается исследователь вынесенной
в заголовок данной статьи темы, — это проблема определения понятий.
Слово «диаспора» в современном академическом дискурсе весьма актив-
но используется историками, политологами, культурологами, юристами,
этнографами и другими специалистами в области гуманитарных наук.
При этом разные авторы, как отечественные, так и зарубежные, предлага-
ют различные трактовки понятия, что, естественно, в ряде случаев лишь
затрудняет ведение научного диалога. Положение осложняется также
тем, что не существует и юридической дефиниции данного термина — ни
у нас, ни за рубежом. С другой стороны, активное использование понятия
«диаспора» в научных и научно-публицистических работах, а также от-
сутствие на сегодняшний день более удачного определения в целом ряде
случаев не позволяют игнорировать данный термин. Кроме того, попытка
определения этого понятия не является, как справедливо указывают отече-
ственные исследователи, исключительно теоретическим научным спором,
но, напротив, насущным практическим вопросом, связанным в том числе
и с проблемой выработки и осуществления государственной политики по
отношению к «соотечественникам за рубежом»1. Исходя из всего выше-
изложенного, необходимо предложить некое рабочее определение. Однако
прежде, чем его сформулировать, проведем небольшой экскурс в историю.
Напомню, что первоначально слово «диаспора» (греч. «рассеяние»,
евр. «изгнание» — «галут») применялось евреями, говорившими по-гре-
чески, по отношению к совокупности их соплеменников, проживавших
1
См., например, материалы второго заседания круглого стола «Проблемы ди-
аспоры в новом русском Зарубежье» (Информационно-аналитический бюллетень
Института стран СНГ. 2000. № 3; www.zatulin.ru/institute/sbornik/003/07.shtml).
56 В.Р.Легойда
вне Палестины после изгнания их оттуда вавилонским царем Навуходо-
носором II в начале VI в. до н.э., а также в I–II вв. н.э. римлянами. С I в.
н.э. это название также использовалось евреями-христианами для опре-
деления единоверцев, которые проживали вне церковных общин. В новое
время слово «диаспора» употреблялось гернгутерами1, которые именова-
ли так всех членов своей секты, живших вне общин, а также католиками
для определения своих общин в иноверных странах. Сегодня о собствен-
ной диаспоре в XX веке говорят и православные историки и богословы2.
Таким образом, практически с самого начала использования «диаспора»
определялась не только как этническая, но и как этнорелигиозная, а поз-
же — религиозная общность.
Сегодня под диаспорой (в широком смысле слова) чаще всего пони-
мают часть какого-либо этноса, находящегося вне страны происхождения
и проживания; подобную дефиницию дает большинство словарей. Одна-
ко данное определение вряд ли можно считать удовлетворительным для
целей настоящей работы. Прежде всего — потому, что оно не проводит
различия между понятием «диаспора» и понятием «национальное мень-
шинство», а их, как представляется, стоит разделять. Вполне очевидно,
что любой русский в Казахстане по определению относится к русскому
национальному меньшинству (то же самое можно сказать о любой на-
циональности в республике, кроме титульной), но его вряд ли можно от-
нести к русской или даже русскоязычной диаспоре, если он, к примеру,
женат на казашке, его дети двуязычны и воспитаны в традициях как рус-
ской, так и казахской культуры, и он — что является самым главным —
не ориентирован на Россию ни в культурном, ни в религиозном, ни в по-
литическом смысле (не участвует в жизни существующей русской общи-
ны и т.д.), то есть не идентифицирует себя как русского. Иными словами,
диаспора не есть данность, но сознательно формируемая общность: при-
надлежность к диаспоре определяется прежде всего самоидентичностью
человека или группы людей. Выбранный нами гипотетический русский в
Казахстане будет принадлежать к диаспоре только в том случае, если он
сознательно будет стремиться к поддержанию взаимоотношений с дру-
гими русскими, если будет ориентироваться на русский язык, культуру и
т.д., а также препятствовать ассимиляции. Диаспора всегда есть способ
социо-культурного самоопределения, а следовательно, фактор субъектив-
ной ориентации в ней превалирует над «объективно-природной» принад-
лежностью. Кстати, здесь также встает проблема соотношения субъек-
тивного и объективного аспектов этноса, соотношения понятий этнос и
нация и т.д. Конечно, нельзя отрицать, что в большинстве случаев имен-
но этническая принадлежность к общине служит основой формирования
диаспоры, однако она почти никогда не является единственным и импе-
1
Гернгутеры, протестантская секта последователей Чешских братьев. Из
саксонского города Гернгут (Herrnhut) в XVIII–XIX вв. распространилась в Гер-
мании, Северной Америке, Латвии и Эстонии.
2
См., например, главу 9 «Двадцатый век, III: Диаспора и миссия» в книге
епископа Диоклийского Каллиста (Уэра) «Православная Церковь» (М.: ББИ, 2001).
Русскоязычная диаспора в государствах Центральной Азии и Закавказья 57
ративным требованием (даже в «первой» диаспоре — еврейской — чис-
тых евреев не большинство1).
Близкий к этническому языковой критерий также не всегда является
определяющим фактором для отнесения человека или группы людей к ди-
аспоре — по тем же причинам. Кроме того, во Франции, например, прожи-
вают армяне, многие из которых не знают армянский язык, при этом они
считают себя армянами и принимают активное участие в жизни армянской
общины2. С другой стороны, большинство представителей национальных
меньшинств в странах Ближнего Зарубежья владеет русским языком (lingua
franca для всех народов бывшего СССР), но далеко не все из них могут
быть отнесены к русскоязычной диаспоре просто из-за этого факта.
Можно предложить в качестве критерия принадлежности к диаспоре
общую религиозную идентификацию, которая в большинстве случаев есть
некий сознательный выбор: например, 44% опрошенных русских эмиг-
рантов (в дальнем зарубежье) считают, что принадлежность к Православной
Церкви является тем фактором, который позволяет русским за рубежом
оставаться и считать себя русскими, а 28% полагают, что Православная
Церковь является стержнем, скрепляющим общение в диаспоре3. Однако
данный критерий применим, скорее, к жизни бывших россиян именно в
дальнем зарубежье, где диаспора образовывалась способом, отличным от
способа образования диаспоры на постсоветском пространстве. Сколь бы
внушительными ни были эти цифры, вполне очевидно, что применитель-
но к исследуемой нами проблеме подобный подход значительно сужает
понятие диаспоры, оставляя «за бортом» большое количество атеистов и
т.д. Да и в целом, в современном мире можно говорить, скорее, об этно-
религиозной идентичности диаспоры, чем о чисто религиозной. (Скажем,
нельзя говорить о православной диаспоре в США, хотя русская диаспора,
равно как и греческая, а также сербская, румынская и т.д., безусловно
ориентирована на Православную Церковь. Только на свою, Поместную.)
Интересный подход к определению понятия диаспоры предлагает
директор Института этнологии и антропологии РАН В.А.Тишков. Исходя
из очень широкого понятия диаспоры («те, кто сам или их предки были
рассеяны из особого “изначального” центра в другой или другие перифе-
рийные или зарубежные регионы»), исследователь полагает, что диаспо-
ра — это, скорее, «стиль жизненного поведения, а не жесткая демографи-
ческая и тем более этническая реальность», для характеристики которой
принципиально важна коллективная память (миф) о «первичной родине»,
ее идеализация и стремление вернуться на родину, а также ориентирован-
ность членов диаспоры на сохранение и приумножение силы отечества4.
1
Проблемы диаспоры в новом русском Зарубежье. Круглый стол Института стран
СНГ. Заседание 2-е. Выступление Т.В.Полосковой // Информационно-аналитический
бюллетень Института стран СНГ. 2000. № 3; www.zatulin.ru/institute/sbornik/003/07.shtml
2
Там же.
3
Лебедева Н.М. Социальная психология этнических миграций. М., 1993.
4
Тишков В.А. Исторический феномен диаспоры // Этнографическое обозре-
ние. 2000. № 2.
58 В.Р.Легойда
Подчеркивание субъективной составляющей в данном подходе представ-
ляется чрезвычайно важным и правильным, вместе с тем, диаспоры, как
мне кажется, могут по-разному определяться по поводу взаимоотноше-
ний с родиной. Сегодня вряд ли возможно предлагать в качестве импера-
тивной такую характеристику, как «стремление вернуться на родину»,
так как в таком случае многие «этнокультурные общности за рубежом»
не смогут именоваться диаспорами. Современный мир, напротив, во мно-
гом ориентирован на интегрированные в культуру страны проживания
диаспоры, члены которых могут и не ставить перед собой задачу возвра-
щения на родину (например, русские общины в США).
Исходя из вышеприведенного анализа некоторых попыток определе-
ния понятия «диаспора», представляется возможным дать рабочее опреде-
ление диаспоры как этнополитического, этнокультурного и/или этнорели-
гиозного образования1, находящегося вне пределов титульного государства
или традиционного места проживания. Для диаспоры характерны следую-
щие признаки: во-первых, ориентация на постоянную связь с исторической
родиной; во-вторых, использование в качестве родного языка исторической
родины или, по крайней мере, стремление сохранить этот язык; в-третьих,
институционализация, призванная обеспечить существование и развитие
диаспоры; в-четвертых, встроенность в социально-культурную и социаль-
но-политическую жизнь страны проживания; в-пятых, наличие стратегии
взаимоотношений с политическими и культурными институтами страны
проживания и «титульного» государства2. Данный подход является функ-
циональным, более ориентированным на прагматику взаимоотношений с
диаспорой, но именно он сегодня, как представляется, наиболее перспек-
тивен, если исходить из попытки ответа на вопрос, вынесенный в заголо-
вок статьи. За такое определение диаспоры выступает ряд отечественных
исследователей — сторонников функционального подхода, позволяющего
решать практические вопросы взаимодействия с диаспоральными объеди-
1
Некоторые специалисты предлагают определить диаспору как феномен социо-
культурный. Так, например, директор Центра кавказских исследований А.М.Ис-
кандерян говорит, что диаспора «...это некая идентификация социокультурная, то
есть термин “русскоязычный” приобрел идеологическую окраску. Но, может быть,
следовало бы придумать какой-нибудь термин — русскокультурный, по которому
Аванесян Аванес Аванесович, родившийся и проживший всю жизнь в Ереване,
но желающий получить гражданство России, потому что он идентифицирует себя
с этой культурой, с этим языком и т.д., он по моей дефиниции является рус-
ским» (Информационно-аналитический бюллетень Института стран СНГ. 2000.
№ 3). Применительно к постсоветскому пространству такой подход представля-
ется весьма интересным, однако его слабое место, на мой взгляд, заключается в
том, что гипотетический русский Аванесян может при всем при этом искренне
желать остаться армянином и чувствовать живую связь с армянской культурой.
2
В данном определении и характеристиках я исхожу из подхода, предло-
женного Т.В.Полосковой (Информационно-аналитический бюллетень Института
стран СНГ. 2000. № 3). Именно такой функциональный подход и представляется
сегодня наиболее оправданным.
Русскоязычная диаспора в государствах Центральной Азии и Закавказья 59
нениями за рубежом. В целом принимая подобный подход, хочется отме-
тить одну существенную деталь: сторонники данного подхода нередко
подчеркивают важность институционализации диаспоры, что, как мне
кажется, совершенно не обязательно. Конечно, наличие юридически за-
регистрированных общин облегчает взаимодействие с диаспорой. Однако
нельзя не принимать в расчет и «неформальные сети», которые нередко
сильнее консолидированы, чем формально существующие организации.
Для того чтобы можно было говорить о существовании диаспоры, не
нужны все перечисленные характеристики, однако именно сознательная
ориентированность на «родную» культуру и противоборство ассимиля-
ции представляются определяющими моментами. Также нужно иметь в
виду, что по характеру связи с родиной диаспора, как уже говорилось, мо-
жет быть ориентирована как на постепенное возвращение, так и на инте-
грацию (но не ассимиляцию) в культуру страны пребывания (внутри од-
ной диаспоры могут сосуществовать обе эти тенденции). Это зависит и от
способа образования диаспоры, и от конкретной политической и эконо-
мической ситуации как на родине, так и в стране проживания. В свою
очередь, данный факт заставляет задуматься еще над одним важным во-
просом, ответ на который необходим для выработки государственной
политики по отношению к «соотечественникам за рубежом»: является ли
на сегодняшний день существование диаспор результатом аномального
развития государства или оно вполне нормально.
По способу возникновения предлагают различать диаспоры, склады-
вающиеся в результате эмиграции людей за пределы титульного государ-
ства, и диаспоры, образующиеся из автохтонного населения в результате
изменения государственных границ1.
Что касается термина «русскоязычная», то он, конечно, имеет свои
недостатки. Прежде всего потому, что сам факт владения русским языком
представителями национальных меньшинств в исследуемых регионах,
безусловно, не является критерием их принадлежности к диаспоре просто
потому, что русский язык в этих регионах, как уже отмечалось, был и во
многом остается языком международного общения. Однако прилагатель-
ное «русскоязычная» все же более удачно, чем «русская», так как во вто-
ром случае речь должна идти об этнически однородной общности, что,
как было уже сказано, не соответствует существующей практике. Попыт-
ка определить диаспору как «российскую» также не совсем уместна, так
как должна предполагать наличие у соотечественников российского гра-
жданства. Поэтому при всех недостатках именно прилагательное «рус-
скоязычная» представляется наиболее уместным — с учетом того, что
речь пойдет не обо всех русскоговорящих представителях нетитульных
наций, а о сознательной языковой и культурной самоидентификации.
Подводя первые итоги, можно высказать предположение о том,
что русскоязычная диаспора в государствах Закавказья и Центральной
1
Данные способы образования диаспор были предложены академиком РАН
Ю.А.Поляковым. См.: Российская диаспора в XXI веке: выживание или исчезно-
вение // Диаспоры. 1999. № 2–3.
60 В.Р.Легойда
Азии1 — это совокупность ориентированных на Россию в культурном и
политическом смысле различных этнических групп, признающих русский
язык родным языком2. Однако данное определение делает закономерным
вопрос: а можно ли на сегодняшний день говорить о существовании рус-
скоязычной диаспоры в Закавказье и Центральной Азии? Попытка ответа
на данный вопрос и будет одной из главных задач настоящей статьи. В
качестве рабочей гипотезы автор предлагает следующую: на сегодняш-
ний день, вследствие различных причин объективного и субъективного
характера, русскоязычная диаспора в странах Закавказья и Центральной
Азии находится в процессе становления. Перспектива образования диа-
споры в Закавказье в ближайшее время минимальна в силу отсутствия
для этого этнокультурной основы. В Центрально-азиатском регионе (ЦАР)
ситуация несколько иная, хотя до сих пор преобладавшая тенденция на
отток русскоязычного населения из региона также не позволяет говорить
о возможности образования полноценной русскоязычной диаспоры в
ближайшем будущем. Что касается долгосрочных перспектив, то здесь
многое зависит, во-первых, от культурной идентификации той части не-
титульного русскоязычного населения, которая не собирается покидать
страны Центральной Азии (иными словами, будет ли эта часть ориенти-
рована на Россию и интегрирована в культуру стран ЦАР или ассимили-
рована), во-вторых, от стратегии российского государства и, в-третьих, от
позиции политических элит стран ЦАР. Диаспоральные перспективы в
Центральной Азии наиболее радужны в Казахстане и Киргизии. Однако
даже в этих странах положение остается во многом двойственным. Таким
образом, в настоящей статье мы попытаемся рассмотреть следующие
проблемы: при каких условиях стала складываться русскоязычная диас-
пора в исследуемых регионах; что она представляет собой сегодня в ко-
личественном и качественном плане; каковы позиции местных элит и
российской власти в данном вопросе.
1
«Центральная Азия» еще одно понятие, нуждающееся в некотором уточ-
нении. Как известно, в советской науке данное определение не использовалось,
вместо него говорили о Средней Азии, отделяя ее от Центральной Азии (Монго-
лия и т.д.), и Казахстане. В английском языке название Central Asia также означа-
ло другой регион. Правомочность использования термина сегодня обусловлена
прежде всего тем фактом, что он стал самоназванием пяти бывших республик
СССР, что в свою очередь было вызвано причинами, скорее, политического, чем
научного характера — стремлением дистанцироваться от советского времени
(точно так же республики Прибалтики превратились в страны Балтии). Вследст-
вие этого в последнее время он получил широкое распространение и в отечест-
венной гуманитарной науке, хотя и является, как справедливо указывает А.А.Ка-
занцев, результатом лингвистической ошибки. (См.: Казанцев А.А. Проблемы
безопасности центральноазиатских государств-членов СНГ. Рукопись. М., 2002.)
2
В данном вопросе я склонен разделять позицию директора Института эт-
нологии и антропологии РАН В.А.Тишкова, полагающего родным языком тот,
который используется в повседневном бытовом общении, а не тот, который сов-
падает с национальной принадлежностью.
Русскоязычная диаспора в государствах Центральной Азии и Закавказья 61
Прежде чем переходить к характеристике ситуации в конкретных
странах, хотелось бы выделить несколько общих особенностей для обоих
регионов, в результате которых и сложилась диаспоральная ситуация на
постсоветском пространстве.
Проблема идентичности
«Парад суверенитетов», прошедший в бывших советских республи-
ках в начале 1990-х гг., поставил практически все из них перед необходи-
мостью самоидентификации. Формально республики Советского Союза
всегда были независимыми (это подтверждалось всеми Конституциями
СССР), реально же никто никогда всерьез не думал о том, что эти страны
могут отделиться1, поэтому к новой ситуации не были готовы ни титульные
нации, ни «новые» национальные меньшинства. Государственная идеоло-
гия Советского Союза, ставившая во главу угла интернациональные цен-
ности и во многом нивелировавшая ценности национальные, привела к
слабо выраженному осознанию своей этнической, а также культурной и
конфессиональной принадлежности большинством народов (русский фи-
лософ И.А.Ильин назвал этот процесс «национальным обезличиванием»)2.
Именно исчезнувший «вдруг» Советский Союз, бывший «адресом» каж-
дого гражданина СССР, олицетворял для большинства советских граж-
дан Родину par exellence. Нельзя забывать и о том, что семя советского
интернационализма упало на весьма благодатную почву. Было бы в корне
неверным преувеличивать ценность национальных феноменов и до рево-
люции: вплоть до XIX века этническая идентичность не играла такой ро-
ли, какую играли сословные, религиозные, региональные и династиче-
ские признаки. Да и в первой половине XIX века во многих случаях на
первом месте находилась политическая лояльность и сословная принад-
лежность, а не этнические и даже не религиозные характеристики3.
Конечно, подобное «притупление» национальной идентичности у ти-
тульных наций стоит дифференцировать. Очевидно, что применительно к
исследуемым регионам оно было в большей степени характерно для Цент-
ральной Азии, чем для Закавказья. Однако значительно большую роль
данный фактор сыграл в самоидентификации мигрантов: прибывшие, на-
1
Салмин А.М. Окрест России: мы и наше зарубежье в новом европейском и
мировом порядке // Духовные основы мирового сообщества и международных
отношений. М.: МГИМО, 2000. С. 178–179.
2
Лебедева Н.М. Русская эмиграция в зеркале психологии // Эмиграция и ре-
патриация в России. М.: Попечительство о нуждах российских репатриантов,
2001. С. 162–163.
3
См.: Каппелер А. Россия — многонациональная империя. Возникновение,
история, распад. М.: Традиция — Прогресс — Традиция, 2000. С. 11, 83. «Лояль-
ного дворянина российское правительство, как правило, воспринимало как пол-
ноправного и полноценного, будь он лютеранином из прибалтийских немцев,
поляком-католиком или мусульманином-татарином. Напротив, о рассмотрении
православных восточнославянских крестьян в качестве равноправных партнеров
не могло быть и речи». (Там же. С. 83.) См. также: Андерсон Б. Воображаемые со-
общества. М.: Канон-Пресс-Ц, 2001. С. 27.
62 В.Р.Легойда
пример, в Казахстан на «освоение целинных и залежных земель» русские,
украинцы, белорусы не чувствовали себя гостями в чужой стране. Родина
была у всех одна — Советский Союз. Конечно, нельзя сбрасывать со сче-
тов и попытки повсеместно проводившейся русификации (где-то более
удачно, где-то менее), но и здесь государственная идеология не была на-
правлена на экспорт прежде всего русской культуры, а, скорее, на форми-
рование единой общности — советского народа, родным языком которого
стал бы русский. И когда эта Родина вдруг исчезла, миллионы советских
граждан оказались в сложнейшей ситуации. Как, например, могли иден-
тифицировать себя те же украинцы, выросшие в Казахстане, говорящие
на русском и, в общем-то, ориентированные в большей степени на русскую
культуру, чем на украинскую или на казахскую, но при этом никогда не
жившие ни в России, ни на Украине? Кроме того, в сложнейшей ситуа-
ции оказались семьи, возникшие в результате «смешанных браков». А та-
ких людей на момент распада Советского Союза было ни много ни мало
50 млн человек. Поэтому поистине тот «культурный шок», который пере-
жило нетитульное население бывших советских республик, вряд ли срав-
ним с «культурным шоком», который переживают «обычные» эмигранты.
Вместе с «исчезнувшей» родиной пропала и привычная основа для иден-
тичности, что значительно осложняет процесс образования русскоязыч-
ной диаспоры1. Именно эта проблема — на какую родину должны ориен-
тироваться «неэмигрировавшие эмигранты» долгое время оставалась
(и остается?) главной и препятствовала складыванию консолидированной
диаспоры на постсоветском пространстве.
Первыми оправились национальные элиты. По верному определению
А.И.Солженицына, имперские амбиции России сменились имперскими
амбициями некоторых независимых государств: практически везде (за ис-
ключением, пожалуй, России и Белоруссии) был выбран жесткий «нацио-
нальный сценарий» самоопределения. В странах СНГ начался процесс
вытеснения русских, а также всех не принадлежащих к титульной нации
с ключевых постов в государственных учреждениях. Началось наступле-
ние на «засилье» русского языка: стали закрываться русские школы, пре-
кратилось или существенно снизилось вещание российских телеканалов,
уменьшилось число российских газет и журналов. И хотя теоретически
такое давление может послужить катализатором сплочения этнокультур-
ного меньшинства, на практике все выходило наоборот: русскоязычные
нетитульные этносы не имели возможности ни сплотиться, чтобы сфор-
мулировать и отстаивать свои интересы, ни выстраивать стратегию взаи-
моотношений с Россией или страной проживания. Это во многом можно
объяснить естественной на тот момент (исходя из вышеуказанных при-
чин) разобщенностью русского и, тем более, русскоязычного населения,
обусловленной дифференциацией самой диаспоры.
Проблема самоидентификации нетитульных наций на постсоветском
пространстве осложнялась и осложняется неоднородностью представите-
1
Наринский М.М., Мальгин А.В. Проблемы развития Содружества Незави-
симых Государств на современном этапе // Вестник РАМИ. 2001. № 2. С. 38.
Русскоязычная диаспора в государствах Центральной Азии и Закавказья 63
лей этих наций. Подобно «волнам» эмиграции русского зарубежья, русско-
язычное население Закавказья и Центральной Азии было весьма и весьма
разным. Данная дифференцированность ощущалась еще в дореволюцион-
ную эпоху, не говоря уже о советском времени, когда внутренняя мигра-
ция также осуществлялась несколькими волнами, причем причины пере-
селения зачастую были настолько различными, что не оставляли шансов на
формирование единой этнокультурной идентичности. Миграции населе-
ния в Советском Союзе были связаны с сельскохозяйственным и промыш-
ленным развитием. Особенно массовые миграции в СССР происходили в
1950–1970-е гг., когда ведущееся в то время в национальных республиках
крупномасштабное промышленное строительство, освоение целинных и
залежных земель, разведка и добыча полезных ископаемых, строительст-
во ГЭС и АЭС и другие масштабные проекты требовали интеллектуаль-
ного и трудового потенциала, которого не хватало на местах. Особенно
активно в это время мигрировали русские из Российской Федерации,
причем до конца 1970-х гг. отток населения из РСФСР намного превосхо-
дил приток: в России стабильно существовало отрицательное сальдо ми-
граций, которое за период с 1959 по 1978 год превысило 4 млн человек1.
«Нетрадиционный» способ образования диаспоры на постсоветском
пространстве усугубил кризис идентичности нетитульных наций. Ставшие
нежелательными иммигрантами в большинстве бывших союзных рес-
публик, представители нетитульных наций переживали постоянное пси-
хологическое давление, приведшее к «синдрому навязчивой этничности».
Так определили специалисты, исследовавшие психологические особенно-
сти аккультурации русских в ближнем зарубежье, состояние многих на-
ших соотечественников. Этот синдром означает то, что «этническая при-
надлежность человека против его собственной воли и желания становит-
ся чересчур значимой характеристикой его бытия и сознания, начинает
определять его место в обществе, комплекс прав и обязанностей» и т.д.2
По способу образования (не)складывающаяся русскоязычная диас-
пора в странах СНГ также представляет собой весьма сложный феномен,
не принадлежащий в чистом виде ни к первому, ни ко второму виду (см.
выше), что значительно замедляет процесс формирования полноценной
общины и выработки стратегии взаимоотношений с Россией и странами
проживания. Русскоязычная диаспора в Закавказье и Центральной Азии
не является ни иммиграционной в том смысле, в каком таковой была,
например, диаспора дальнего зарубежья, ни диаспорой коренного населе-
ния, образовавшейся в результате перекраивания государственных границ.
Уникальность русскоязычной «диаспоры поневоле» заключается в том,
что большинство «непереселявшихся переселенцев» оказались в местах
проживания в результате внутренних миграций их предков сначала в Рос-
сийской империи, а потом в Советском Союзе. При этом они никогда не
ощущали себя на положении национального меньшинства. Более того, в
некоторых районах Украины и в Крыму, а также в ряде областей Казах-
1
Закаменный О. Последний рубеж // Азербайджан XXI век. № 14.
2
Лебедева Н.М. Русская эмиграция в зеркале психологии. С. 163.
64 В.Р.Легойда
стана русские появились раньше, чем народы, которые теперь именуются
там титульными нациями. Ввиду сложности и необычности ситуации
многие «непереселявшиеся переселенцы» отказывались и отказываются
признавать себя «диаспорой» (в первую очередь это касается, как уже
отмечалось, русских в Крыму, в восточных областях Украины, а также в
восточных и северных областях Казахстана).
Положение русскоязычного населения усугублялось также затяж-
ным экономическим кризисом, охватившим практически все республики
бывшего СССР. Именно притеснения со стороны титульной нации, не-
уверенность в завтрашнем дне, а также надежда на «лучшую жизнь» на
исторической родине стали основными причинами массового выезда рус-
скоязычного населения из республик бывшего СССР. По минимальным
оценкам, за период с 1992 по 2000 год прибыло около 10 млн человек
(включая беженцев и официально незарегистрированных граждан)1.
Отсутствие у России долгосрочной стратегии
взаимодействия с соотечественниками за рубежом
«Цивилизованный развод», каким по общему признанию оказалось
образование СНГ, также не слишком способствовал процессу самоиден-
тификации русскоязычной диаспоры. Попытка сохранить не только поли-
тические, экономические, но и культурные взаимосвязи между странами
СНГ (прежде всего, конечно, между Россией и странами ЦАР) привела к
возникновению атмосферы некоторой успокоенности, снижавшей эффект
пережитого культурного шока: на смену исчезнувшей Родины как бы при-
ходила другая, сохраняя преемственность идентичности. Однако с течением
времени большинство «непереселявшихся эмигрантов» стало ориентиро-
ваться не на аморфное СНГ, а на Россию, которая в одночасье стала куль-
турной родиной не только для 25 млн этнических русских, проживавших
на момент распада СССР вне границ Российской Федерации, но и для боль-
шинства из 5 млн граждан других национальностей. Но Россия, в свою оче-
редь, оказалась не способной не только проводить эффективную политику
по поддержанию соотечественников в ближнем зарубежье, но зачастую и
по приему их на своей территории. Отсутствие поддержки извне вкупе с
внутренним давлением значительно осложняло возможности формирова-
ния полноценной сильной диаспоры в странах Закавказья и Центральной
Азии.
После некоторых предварительных замечаний общего плана можно пе-
рейти непосредственно к рассмотрению ситуации в исследуемых регионах.
Закавказье
В отличие от культур Центральной Азии, с которыми столкнулась
Россия в XIX веке, закавказские народы представляли собой древние высо-
коразвитые культуры, преимущественно христианские (армяне, грузины),
причем более древние, чем русская. Тем не менее, эти народы переживали
в XVIII-XIX вв. далеко не лучшие времена. А нахождение их под иран-
ским и османским господством позволило России, перенявшей от Запада
1
Ионцев В.А. Экономические и демографические аспекты «внешней» ми-
грации населения России // Эмиграция и репатриация в России. С. 352.
ПредыдущаяПредыдущая
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
СледующаяСледующая
Южный фланг СНГ. Центральная Азия-Каспий-Кавказ: возможности и вызовы для России: Монография
Текстовая версия документа PDF (размер: 4467.2 КБ)
Текстовая версия документа предназначена только для предварительного просмотра!
Преобразование в текст выполняется в автоматическом режиме, поэтому результат может сильно отличаться от оригинального документа. Изображения (картинки, формулы, графики) в документе игнорируются.
Рекомендуем скачать оригинальный документ
ПредыдущаяПредыдущая
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
СледующаяСледующая
В. Р. Л е г о й д а
РУССКОЯЗЫЧНАЯ ДИАСПОРА В ГОСУДАРСТВАХ
ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ И ЗАКАВКАЗЬЯ: СОВРЕМЕННАЯ
СИТУАЦИЯ И ПЕРСПЕКТИВЫ
Земля хотя и не родная,
Но памятная навсегда...
Анна Ахматова
Первая проблема, с которой сталкивается исследователь вынесенной
в заголовок данной статьи темы, — это проблема определения понятий.
Слово «диаспора» в современном академическом дискурсе весьма актив-
но используется историками, политологами, культурологами, юристами,
этнографами и другими специалистами в области гуманитарных наук.
При этом разные авторы, как отечественные, так и зарубежные, предлага-
ют различные трактовки понятия, что, естественно, в ряде случаев лишь
затрудняет ведение научного диалога. Положение осложняется также
тем, что не существует и юридической дефиниции данного термина — ни
у нас, ни за рубежом. С другой стороны, активное использование понятия
«диаспора» в научных и научно-публицистических работах, а также от-
сутствие на сегодняшний день более удачного определения в целом ряде
случаев не позволяют игнорировать данный термин. Кроме того, попытка
определения этого понятия не является, как справедливо указывают отече-
ственные исследователи, исключительно теоретическим научным спором,
но, напротив, насущным практическим вопросом, связанным в том числе
и с проблемой выработки и осуществления государственной политики по
отношению к «соотечественникам за рубежом»1. Исходя из всего выше-
изложенного, необходимо предложить некое рабочее определение. Однако
прежде, чем его сформулировать, проведем небольшой экскурс в историю.
Напомню, что первоначально слово «диаспора» (греч. «рассеяние»,
евр. «изгнание» — «галут») применялось евреями, говорившими по-гре-
чески, по отношению к совокупности их соплеменников, проживавших
1
См., например, материалы второго заседания круглого стола «Проблемы ди-
аспоры в новом русском Зарубежье» (Информационно-аналитический бюллетень
Института стран СНГ. 2000. № 3; www.zatulin.ru/institute/sbornik/003/07.shtml).
56 В.Р.Легойда
вне Палестины после изгнания их оттуда вавилонским царем Навуходо-
носором II в начале VI в. до н.э., а также в I–II вв. н.э. римлянами. С I в.
н.э. это название также использовалось евреями-христианами для опре-
деления единоверцев, которые проживали вне церковных общин. В новое
время слово «диаспора» употреблялось гернгутерами1, которые именова-
ли так всех членов своей секты, живших вне общин, а также католиками
для определения своих общин в иноверных странах. Сегодня о собствен-
ной диаспоре в XX веке говорят и православные историки и богословы2.
Таким образом, практически с самого начала использования «диаспора»
определялась не только как этническая, но и как этнорелигиозная, а поз-
же — религиозная общность.
Сегодня под диаспорой (в широком смысле слова) чаще всего пони-
мают часть какого-либо этноса, находящегося вне страны происхождения
и проживания; подобную дефиницию дает большинство словарей. Одна-
ко данное определение вряд ли можно считать удовлетворительным для
целей настоящей работы. Прежде всего — потому, что оно не проводит
различия между понятием «диаспора» и понятием «национальное мень-
шинство», а их, как представляется, стоит разделять. Вполне очевидно,
что любой русский в Казахстане по определению относится к русскому
национальному меньшинству (то же самое можно сказать о любой на-
циональности в республике, кроме титульной), но его вряд ли можно от-
нести к русской или даже русскоязычной диаспоре, если он, к примеру,
женат на казашке, его дети двуязычны и воспитаны в традициях как рус-
ской, так и казахской культуры, и он — что является самым главным —
не ориентирован на Россию ни в культурном, ни в религиозном, ни в по-
литическом смысле (не участвует в жизни существующей русской общи-
ны и т.д.), то есть не идентифицирует себя как русского. Иными словами,
диаспора не есть данность, но сознательно формируемая общность: при-
надлежность к диаспоре определяется прежде всего самоидентичностью
человека или группы людей. Выбранный нами гипотетический русский в
Казахстане будет принадлежать к диаспоре только в том случае, если он
сознательно будет стремиться к поддержанию взаимоотношений с дру-
гими русскими, если будет ориентироваться на русский язык, культуру и
т.д., а также препятствовать ассимиляции. Диаспора всегда есть способ
социо-культурного самоопределения, а следовательно, фактор субъектив-
ной ориентации в ней превалирует над «объективно-природной» принад-
лежностью. Кстати, здесь также встает проблема соотношения субъек-
тивного и объективного аспектов этноса, соотношения понятий этнос и
нация и т.д. Конечно, нельзя отрицать, что в большинстве случаев имен-
но этническая принадлежность к общине служит основой формирования
диаспоры, однако она почти никогда не является единственным и импе-
1
Гернгутеры, протестантская секта последователей Чешских братьев. Из
саксонского города Гернгут (Herrnhut) в XVIII–XIX вв. распространилась в Гер-
мании, Северной Америке, Латвии и Эстонии.
2
См., например, главу 9 «Двадцатый век, III: Диаспора и миссия» в книге
епископа Диоклийского Каллиста (Уэра) «Православная Церковь» (М.: ББИ, 2001).
Русскоязычная диаспора в государствах Центральной Азии и Закавказья 57
ративным требованием (даже в «первой» диаспоре — еврейской — чис-
тых евреев не большинство1).
Близкий к этническому языковой критерий также не всегда является
определяющим фактором для отнесения человека или группы людей к ди-
аспоре — по тем же причинам. Кроме того, во Франции, например, прожи-
вают армяне, многие из которых не знают армянский язык, при этом они
считают себя армянами и принимают активное участие в жизни армянской
общины2. С другой стороны, большинство представителей национальных
меньшинств в странах Ближнего Зарубежья владеет русским языком (lingua
franca для всех народов бывшего СССР), но далеко не все из них могут
быть отнесены к русскоязычной диаспоре просто из-за этого факта.
Можно предложить в качестве критерия принадлежности к диаспоре
общую религиозную идентификацию, которая в большинстве случаев есть
некий сознательный выбор: например, 44% опрошенных русских эмиг-
рантов (в дальнем зарубежье) считают, что принадлежность к Православной
Церкви является тем фактором, который позволяет русским за рубежом
оставаться и считать себя русскими, а 28% полагают, что Православная
Церковь является стержнем, скрепляющим общение в диаспоре3. Однако
данный критерий применим, скорее, к жизни бывших россиян именно в
дальнем зарубежье, где диаспора образовывалась способом, отличным от
способа образования диаспоры на постсоветском пространстве. Сколь бы
внушительными ни были эти цифры, вполне очевидно, что применитель-
но к исследуемой нами проблеме подобный подход значительно сужает
понятие диаспоры, оставляя «за бортом» большое количество атеистов и
т.д. Да и в целом, в современном мире можно говорить, скорее, об этно-
религиозной идентичности диаспоры, чем о чисто религиозной. (Скажем,
нельзя говорить о православной диаспоре в США, хотя русская диаспора,
равно как и греческая, а также сербская, румынская и т.д., безусловно
ориентирована на Православную Церковь. Только на свою, Поместную.)
Интересный подход к определению понятия диаспоры предлагает
директор Института этнологии и антропологии РАН В.А.Тишков. Исходя
из очень широкого понятия диаспоры («те, кто сам или их предки были
рассеяны из особого “изначального” центра в другой или другие перифе-
рийные или зарубежные регионы»), исследователь полагает, что диаспо-
ра — это, скорее, «стиль жизненного поведения, а не жесткая демографи-
ческая и тем более этническая реальность», для характеристики которой
принципиально важна коллективная память (миф) о «первичной родине»,
ее идеализация и стремление вернуться на родину, а также ориентирован-
ность членов диаспоры на сохранение и приумножение силы отечества4.
1
Проблемы диаспоры в новом русском Зарубежье. Круглый стол Института стран
СНГ. Заседание 2-е. Выступление Т.В.Полосковой // Информационно-аналитический
бюллетень Института стран СНГ. 2000. № 3; www.zatulin.ru/institute/sbornik/003/07.shtml
2
Там же.
3
Лебедева Н.М. Социальная психология этнических миграций. М., 1993.
4
Тишков В.А. Исторический феномен диаспоры // Этнографическое обозре-
ние. 2000. № 2.
58 В.Р.Легойда
Подчеркивание субъективной составляющей в данном подходе представ-
ляется чрезвычайно важным и правильным, вместе с тем, диаспоры, как
мне кажется, могут по-разному определяться по поводу взаимоотноше-
ний с родиной. Сегодня вряд ли возможно предлагать в качестве импера-
тивной такую характеристику, как «стремление вернуться на родину»,
так как в таком случае многие «этнокультурные общности за рубежом»
не смогут именоваться диаспорами. Современный мир, напротив, во мно-
гом ориентирован на интегрированные в культуру страны проживания
диаспоры, члены которых могут и не ставить перед собой задачу возвра-
щения на родину (например, русские общины в США).
Исходя из вышеприведенного анализа некоторых попыток определе-
ния понятия «диаспора», представляется возможным дать рабочее опреде-
ление диаспоры как этнополитического, этнокультурного и/или этнорели-
гиозного образования1, находящегося вне пределов титульного государства
или традиционного места проживания. Для диаспоры характерны следую-
щие признаки: во-первых, ориентация на постоянную связь с исторической
родиной; во-вторых, использование в качестве родного языка исторической
родины или, по крайней мере, стремление сохранить этот язык; в-третьих,
институционализация, призванная обеспечить существование и развитие
диаспоры; в-четвертых, встроенность в социально-культурную и социаль-
но-политическую жизнь страны проживания; в-пятых, наличие стратегии
взаимоотношений с политическими и культурными институтами страны
проживания и «титульного» государства2. Данный подход является функ-
циональным, более ориентированным на прагматику взаимоотношений с
диаспорой, но именно он сегодня, как представляется, наиболее перспек-
тивен, если исходить из попытки ответа на вопрос, вынесенный в заголо-
вок статьи. За такое определение диаспоры выступает ряд отечественных
исследователей — сторонников функционального подхода, позволяющего
решать практические вопросы взаимодействия с диаспоральными объеди-
1
Некоторые специалисты предлагают определить диаспору как феномен социо-
культурный. Так, например, директор Центра кавказских исследований А.М.Ис-
кандерян говорит, что диаспора «...это некая идентификация социокультурная, то
есть термин “русскоязычный” приобрел идеологическую окраску. Но, может быть,
следовало бы придумать какой-нибудь термин — русскокультурный, по которому
Аванесян Аванес Аванесович, родившийся и проживший всю жизнь в Ереване,
но желающий получить гражданство России, потому что он идентифицирует себя
с этой культурой, с этим языком и т.д., он по моей дефиниции является рус-
ским» (Информационно-аналитический бюллетень Института стран СНГ. 2000.
№ 3). Применительно к постсоветскому пространству такой подход представля-
ется весьма интересным, однако его слабое место, на мой взгляд, заключается в
том, что гипотетический русский Аванесян может при всем при этом искренне
желать остаться армянином и чувствовать живую связь с армянской культурой.
2
В данном определении и характеристиках я исхожу из подхода, предло-
женного Т.В.Полосковой (Информационно-аналитический бюллетень Института
стран СНГ. 2000. № 3). Именно такой функциональный подход и представляется
сегодня наиболее оправданным.
Русскоязычная диаспора в государствах Центральной Азии и Закавказья 59
нениями за рубежом. В целом принимая подобный подход, хочется отме-
тить одну существенную деталь: сторонники данного подхода нередко
подчеркивают важность институционализации диаспоры, что, как мне
кажется, совершенно не обязательно. Конечно, наличие юридически за-
регистрированных общин облегчает взаимодействие с диаспорой. Однако
нельзя не принимать в расчет и «неформальные сети», которые нередко
сильнее консолидированы, чем формально существующие организации.
Для того чтобы можно было говорить о существовании диаспоры, не
нужны все перечисленные характеристики, однако именно сознательная
ориентированность на «родную» культуру и противоборство ассимиля-
ции представляются определяющими моментами. Также нужно иметь в
виду, что по характеру связи с родиной диаспора, как уже говорилось, мо-
жет быть ориентирована как на постепенное возвращение, так и на инте-
грацию (но не ассимиляцию) в культуру страны пребывания (внутри од-
ной диаспоры могут сосуществовать обе эти тенденции). Это зависит и от
способа образования диаспоры, и от конкретной политической и эконо-
мической ситуации как на родине, так и в стране проживания. В свою
очередь, данный факт заставляет задуматься еще над одним важным во-
просом, ответ на который необходим для выработки государственной
политики по отношению к «соотечественникам за рубежом»: является ли
на сегодняшний день существование диаспор результатом аномального
развития государства или оно вполне нормально.
По способу возникновения предлагают различать диаспоры, склады-
вающиеся в результате эмиграции людей за пределы титульного государ-
ства, и диаспоры, образующиеся из автохтонного населения в результате
изменения государственных границ1.
Что касается термина «русскоязычная», то он, конечно, имеет свои
недостатки. Прежде всего потому, что сам факт владения русским языком
представителями национальных меньшинств в исследуемых регионах,
безусловно, не является критерием их принадлежности к диаспоре просто
потому, что русский язык в этих регионах, как уже отмечалось, был и во
многом остается языком международного общения. Однако прилагатель-
ное «русскоязычная» все же более удачно, чем «русская», так как во вто-
ром случае речь должна идти об этнически однородной общности, что,
как было уже сказано, не соответствует существующей практике. Попыт-
ка определить диаспору как «российскую» также не совсем уместна, так
как должна предполагать наличие у соотечественников российского гра-
жданства. Поэтому при всех недостатках именно прилагательное «рус-
скоязычная» представляется наиболее уместным — с учетом того, что
речь пойдет не обо всех русскоговорящих представителях нетитульных
наций, а о сознательной языковой и культурной самоидентификации.
Подводя первые итоги, можно высказать предположение о том,
что русскоязычная диаспора в государствах Закавказья и Центральной
1
Данные способы образования диаспор были предложены академиком РАН
Ю.А.Поляковым. См.: Российская диаспора в XXI веке: выживание или исчезно-
вение // Диаспоры. 1999. № 2–3.
60 В.Р.Легойда
Азии1 — это совокупность ориентированных на Россию в культурном и
политическом смысле различных этнических групп, признающих русский
язык родным языком2. Однако данное определение делает закономерным
вопрос: а можно ли на сегодняшний день говорить о существовании рус-
скоязычной диаспоры в Закавказье и Центральной Азии? Попытка ответа
на данный вопрос и будет одной из главных задач настоящей статьи. В
качестве рабочей гипотезы автор предлагает следующую: на сегодняш-
ний день, вследствие различных причин объективного и субъективного
характера, русскоязычная диаспора в странах Закавказья и Центральной
Азии находится в процессе становления. Перспектива образования диа-
споры в Закавказье в ближайшее время минимальна в силу отсутствия
для этого этнокультурной основы. В Центрально-азиатском регионе (ЦАР)
ситуация несколько иная, хотя до сих пор преобладавшая тенденция на
отток русскоязычного населения из региона также не позволяет говорить
о возможности образования полноценной русскоязычной диаспоры в
ближайшем будущем. Что касается долгосрочных перспектив, то здесь
многое зависит, во-первых, от культурной идентификации той части не-
титульного русскоязычного населения, которая не собирается покидать
страны Центральной Азии (иными словами, будет ли эта часть ориенти-
рована на Россию и интегрирована в культуру стран ЦАР или ассимили-
рована), во-вторых, от стратегии российского государства и, в-третьих, от
позиции политических элит стран ЦАР. Диаспоральные перспективы в
Центральной Азии наиболее радужны в Казахстане и Киргизии. Однако
даже в этих странах положение остается во многом двойственным. Таким
образом, в настоящей статье мы попытаемся рассмотреть следующие
проблемы: при каких условиях стала складываться русскоязычная диас-
пора в исследуемых регионах; что она представляет собой сегодня в ко-
личественном и качественном плане; каковы позиции местных элит и
российской власти в данном вопросе.
1
«Центральная Азия» еще одно понятие, нуждающееся в некотором уточ-
нении. Как известно, в советской науке данное определение не использовалось,
вместо него говорили о Средней Азии, отделяя ее от Центральной Азии (Монго-
лия и т.д.), и Казахстане. В английском языке название Central Asia также означа-
ло другой регион. Правомочность использования термина сегодня обусловлена
прежде всего тем фактом, что он стал самоназванием пяти бывших республик
СССР, что в свою очередь было вызвано причинами, скорее, политического, чем
научного характера — стремлением дистанцироваться от советского времени
(точно так же республики Прибалтики превратились в страны Балтии). Вследст-
вие этого в последнее время он получил широкое распространение и в отечест-
венной гуманитарной науке, хотя и является, как справедливо указывает А.А.Ка-
занцев, результатом лингвистической ошибки. (См.: Казанцев А.А. Проблемы
безопасности центральноазиатских государств-членов СНГ. Рукопись. М., 2002.)
2
В данном вопросе я склонен разделять позицию директора Института эт-
нологии и антропологии РАН В.А.Тишкова, полагающего родным языком тот,
который используется в повседневном бытовом общении, а не тот, который сов-
падает с национальной принадлежностью.
Русскоязычная диаспора в государствах Центральной Азии и Закавказья 61
Прежде чем переходить к характеристике ситуации в конкретных
странах, хотелось бы выделить несколько общих особенностей для обоих
регионов, в результате которых и сложилась диаспоральная ситуация на
постсоветском пространстве.
Проблема идентичности
«Парад суверенитетов», прошедший в бывших советских республи-
ках в начале 1990-х гг., поставил практически все из них перед необходи-
мостью самоидентификации. Формально республики Советского Союза
всегда были независимыми (это подтверждалось всеми Конституциями
СССР), реально же никто никогда всерьез не думал о том, что эти страны
могут отделиться1, поэтому к новой ситуации не были готовы ни титульные
нации, ни «новые» национальные меньшинства. Государственная идеоло-
гия Советского Союза, ставившая во главу угла интернациональные цен-
ности и во многом нивелировавшая ценности национальные, привела к
слабо выраженному осознанию своей этнической, а также культурной и
конфессиональной принадлежности большинством народов (русский фи-
лософ И.А.Ильин назвал этот процесс «национальным обезличиванием»)2.
Именно исчезнувший «вдруг» Советский Союз, бывший «адресом» каж-
дого гражданина СССР, олицетворял для большинства советских граж-
дан Родину par exellence. Нельзя забывать и о том, что семя советского
интернационализма упало на весьма благодатную почву. Было бы в корне
неверным преувеличивать ценность национальных феноменов и до рево-
люции: вплоть до XIX века этническая идентичность не играла такой ро-
ли, какую играли сословные, религиозные, региональные и династиче-
ские признаки. Да и в первой половине XIX века во многих случаях на
первом месте находилась политическая лояльность и сословная принад-
лежность, а не этнические и даже не религиозные характеристики3.
Конечно, подобное «притупление» национальной идентичности у ти-
тульных наций стоит дифференцировать. Очевидно, что применительно к
исследуемым регионам оно было в большей степени характерно для Цент-
ральной Азии, чем для Закавказья. Однако значительно большую роль
данный фактор сыграл в самоидентификации мигрантов: прибывшие, на-
1
Салмин А.М. Окрест России: мы и наше зарубежье в новом европейском и
мировом порядке // Духовные основы мирового сообщества и международных
отношений. М.: МГИМО, 2000. С. 178–179.
2
Лебедева Н.М. Русская эмиграция в зеркале психологии // Эмиграция и ре-
патриация в России. М.: Попечительство о нуждах российских репатриантов,
2001. С. 162–163.
3
См.: Каппелер А. Россия — многонациональная империя. Возникновение,
история, распад. М.: Традиция — Прогресс — Традиция, 2000. С. 11, 83. «Лояль-
ного дворянина российское правительство, как правило, воспринимало как пол-
ноправного и полноценного, будь он лютеранином из прибалтийских немцев,
поляком-католиком или мусульманином-татарином. Напротив, о рассмотрении
православных восточнославянских крестьян в качестве равноправных партнеров
не могло быть и речи». (Там же. С. 83.) См. также: Андерсон Б. Воображаемые со-
общества. М.: Канон-Пресс-Ц, 2001. С. 27.
62 В.Р.Легойда
пример, в Казахстан на «освоение целинных и залежных земель» русские,
украинцы, белорусы не чувствовали себя гостями в чужой стране. Родина
была у всех одна — Советский Союз. Конечно, нельзя сбрасывать со сче-
тов и попытки повсеместно проводившейся русификации (где-то более
удачно, где-то менее), но и здесь государственная идеология не была на-
правлена на экспорт прежде всего русской культуры, а, скорее, на форми-
рование единой общности — советского народа, родным языком которого
стал бы русский. И когда эта Родина вдруг исчезла, миллионы советских
граждан оказались в сложнейшей ситуации. Как, например, могли иден-
тифицировать себя те же украинцы, выросшие в Казахстане, говорящие
на русском и, в общем-то, ориентированные в большей степени на русскую
культуру, чем на украинскую или на казахскую, но при этом никогда не
жившие ни в России, ни на Украине? Кроме того, в сложнейшей ситуа-
ции оказались семьи, возникшие в результате «смешанных браков». А та-
ких людей на момент распада Советского Союза было ни много ни мало
50 млн человек. Поэтому поистине тот «культурный шок», который пере-
жило нетитульное население бывших советских республик, вряд ли срав-
ним с «культурным шоком», который переживают «обычные» эмигранты.
Вместе с «исчезнувшей» родиной пропала и привычная основа для иден-
тичности, что значительно осложняет процесс образования русскоязыч-
ной диаспоры1. Именно эта проблема — на какую родину должны ориен-
тироваться «неэмигрировавшие эмигранты» долгое время оставалась
(и остается?) главной и препятствовала складыванию консолидированной
диаспоры на постсоветском пространстве.
Первыми оправились национальные элиты. По верному определению
А.И.Солженицына, имперские амбиции России сменились имперскими
амбициями некоторых независимых государств: практически везде (за ис-
ключением, пожалуй, России и Белоруссии) был выбран жесткий «нацио-
нальный сценарий» самоопределения. В странах СНГ начался процесс
вытеснения русских, а также всех не принадлежащих к титульной нации
с ключевых постов в государственных учреждениях. Началось наступле-
ние на «засилье» русского языка: стали закрываться русские школы, пре-
кратилось или существенно снизилось вещание российских телеканалов,
уменьшилось число российских газет и журналов. И хотя теоретически
такое давление может послужить катализатором сплочения этнокультур-
ного меньшинства, на практике все выходило наоборот: русскоязычные
нетитульные этносы не имели возможности ни сплотиться, чтобы сфор-
мулировать и отстаивать свои интересы, ни выстраивать стратегию взаи-
моотношений с Россией или страной проживания. Это во многом можно
объяснить естественной на тот момент (исходя из вышеуказанных при-
чин) разобщенностью русского и, тем более, русскоязычного населения,
обусловленной дифференциацией самой диаспоры.
Проблема самоидентификации нетитульных наций на постсоветском
пространстве осложнялась и осложняется неоднородностью представите-
1
Наринский М.М., Мальгин А.В. Проблемы развития Содружества Незави-
симых Государств на современном этапе // Вестник РАМИ. 2001. № 2. С. 38.
Русскоязычная диаспора в государствах Центральной Азии и Закавказья 63
лей этих наций. Подобно «волнам» эмиграции русского зарубежья, русско-
язычное население Закавказья и Центральной Азии было весьма и весьма
разным. Данная дифференцированность ощущалась еще в дореволюцион-
ную эпоху, не говоря уже о советском времени, когда внутренняя мигра-
ция также осуществлялась несколькими волнами, причем причины пере-
селения зачастую были настолько различными, что не оставляли шансов на
формирование единой этнокультурной идентичности. Миграции населе-
ния в Советском Союзе были связаны с сельскохозяйственным и промыш-
ленным развитием. Особенно массовые миграции в СССР происходили в
1950–1970-е гг., когда ведущееся в то время в национальных республиках
крупномасштабное промышленное строительство, освоение целинных и
залежных земель, разведка и добыча полезных ископаемых, строительст-
во ГЭС и АЭС и другие масштабные проекты требовали интеллектуаль-
ного и трудового потенциала, которого не хватало на местах. Особенно
активно в это время мигрировали русские из Российской Федерации,
причем до конца 1970-х гг. отток населения из РСФСР намного превосхо-
дил приток: в России стабильно существовало отрицательное сальдо ми-
граций, которое за период с 1959 по 1978 год превысило 4 млн человек1.
«Нетрадиционный» способ образования диаспоры на постсоветском
пространстве усугубил кризис идентичности нетитульных наций. Ставшие
нежелательными иммигрантами в большинстве бывших союзных рес-
публик, представители нетитульных наций переживали постоянное пси-
хологическое давление, приведшее к «синдрому навязчивой этничности».
Так определили специалисты, исследовавшие психологические особенно-
сти аккультурации русских в ближнем зарубежье, состояние многих на-
ших соотечественников. Этот синдром означает то, что «этническая при-
надлежность человека против его собственной воли и желания становит-
ся чересчур значимой характеристикой его бытия и сознания, начинает
определять его место в обществе, комплекс прав и обязанностей» и т.д.2
По способу образования (не)складывающаяся русскоязычная диас-
пора в странах СНГ также представляет собой весьма сложный феномен,
не принадлежащий в чистом виде ни к первому, ни ко второму виду (см.
выше), что значительно замедляет процесс формирования полноценной
общины и выработки стратегии взаимоотношений с Россией и странами
проживания. Русскоязычная диаспора в Закавказье и Центральной Азии
не является ни иммиграционной в том смысле, в каком таковой была,
например, диаспора дальнего зарубежья, ни диаспорой коренного населе-
ния, образовавшейся в результате перекраивания государственных границ.
Уникальность русскоязычной «диаспоры поневоле» заключается в том,
что большинство «непереселявшихся переселенцев» оказались в местах
проживания в результате внутренних миграций их предков сначала в Рос-
сийской империи, а потом в Советском Союзе. При этом они никогда не
ощущали себя на положении национального меньшинства. Более того, в
некоторых районах Украины и в Крыму, а также в ряде областей Казах-
1
Закаменный О. Последний рубеж // Азербайджан XXI век. № 14.
2
Лебедева Н.М. Русская эмиграция в зеркале психологии. С. 163.
64 В.Р.Легойда
стана русские появились раньше, чем народы, которые теперь именуются
там титульными нациями. Ввиду сложности и необычности ситуации
многие «непереселявшиеся переселенцы» отказывались и отказываются
признавать себя «диаспорой» (в первую очередь это касается, как уже
отмечалось, русских в Крыму, в восточных областях Украины, а также в
восточных и северных областях Казахстана).
Положение русскоязычного населения усугублялось также затяж-
ным экономическим кризисом, охватившим практически все республики
бывшего СССР. Именно притеснения со стороны титульной нации, не-
уверенность в завтрашнем дне, а также надежда на «лучшую жизнь» на
исторической родине стали основными причинами массового выезда рус-
скоязычного населения из республик бывшего СССР. По минимальным
оценкам, за период с 1992 по 2000 год прибыло около 10 млн человек
(включая беженцев и официально незарегистрированных граждан)1.
Отсутствие у России долгосрочной стратегии
взаимодействия с соотечественниками за рубежом
«Цивилизованный развод», каким по общему признанию оказалось
образование СНГ, также не слишком способствовал процессу самоиден-
тификации русскоязычной диаспоры. Попытка сохранить не только поли-
тические, экономические, но и культурные взаимосвязи между странами
СНГ (прежде всего, конечно, между Россией и странами ЦАР) привела к
возникновению атмосферы некоторой успокоенности, снижавшей эффект
пережитого культурного шока: на смену исчезнувшей Родины как бы при-
ходила другая, сохраняя преемственность идентичности. Однако с течением
времени большинство «непереселявшихся эмигрантов» стало ориентиро-
ваться не на аморфное СНГ, а на Россию, которая в одночасье стала куль-
турной родиной не только для 25 млн этнических русских, проживавших
на момент распада СССР вне границ Российской Федерации, но и для боль-
шинства из 5 млн граждан других национальностей. Но Россия, в свою оче-
редь, оказалась не способной не только проводить эффективную политику
по поддержанию соотечественников в ближнем зарубежье, но зачастую и
по приему их на своей территории. Отсутствие поддержки извне вкупе с
внутренним давлением значительно осложняло возможности формирова-
ния полноценной сильной диаспоры в странах Закавказья и Центральной
Азии.
После некоторых предварительных замечаний общего плана можно пе-
рейти непосредственно к рассмотрению ситуации в исследуемых регионах.
Закавказье
В отличие от культур Центральной Азии, с которыми столкнулась
Россия в XIX веке, закавказские народы представляли собой древние высо-
коразвитые культуры, преимущественно христианские (армяне, грузины),
причем более древние, чем русская. Тем не менее, эти народы переживали
в XVIII-XIX вв. далеко не лучшие времена. А нахождение их под иран-
ским и османским господством позволило России, перенявшей от Запада
1
Ионцев В.А. Экономические и демографические аспекты «внешней» ми-
грации населения России // Эмиграция и репатриация в России. С. 352.
ПредыдущаяПредыдущая
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
СледующаяСледующая
Комментарии
Отправить комментарий