Пограничная политика КНР

Пограничная


политика      

 
 КНР    

 Внешнеполитическая деятельность каждого государства определяет содержание и характер его отношений с мировым сообществом в целом и с отдельными членами этого сообщества и направлена на укрепление его международных позиций путем обеспечения наиболее благоприятных для этого условий на мировой арене.
      Конкретные задачи, ставящиеся перед внешней политикой страны, определяются ее интересами и носят неоднозначный характер, затрагивая как жизненно важные, коренные, так и повседневные, можно сказать, почти бытовые вопросы. При этом следует обратить внимание на одно немаловажное обстоятельство. Дело в том, что на постановку конкретных внешнеполитических задач влияют не только истинные национальные интересы, но в известной степени и элитарные амбиции правящей группировки, также выдаваемые пропагандой за национальные интересы. Бывает и так, что элитарные амбиции в какой-то исторический период полностью подменяют национальные интересы при определении курса внешней политики в целом или по отдельным направлениям внешнеполитической деятельности.
      Элитарные амбиции могут совпадать на какое-то время с национальными интересами страны. Говоря конкретно о Китае, несомненно, что они полностью совпадали в вопросе противодействия угрозе стране со стороны Соединенных Штатов в первые годы существования народной республики. Однако политическое руководство страны, предпринимая усилия по повышению обороноспособности и укреплению безопасности Китая, что полностью соответствовало требованиям национальных интересов, вопреки им раздувало эту угрозу со стороны США до гипертрофированных размеров, объясняя «происками американского империализма» и его агентуры и собственные ошибки и провалы во внутренней и внешней политике, и просчеты, неудачи и поражения политики стран социалистического лагеря в целом. И совсем однозначный урон стране и ее национальным интересам наносится там, где они полностью игнорируются во имя попыток достижения целей, диктуемых исключительно амбициями руководящей группировки. Яркий пример тому - политика конфронтации, проводившаяся руководством КНР 60-70-х гг. в отношении Советского Союза, Индии и Вьетнама.
      Что касается национальных интересов государства, то они не представляют собой нечто статичное. Они находятся в постоянном движении: одни из них реализуются и отмирают, другие под воздействием изменяющейся внутри- и внешнеполитической ситуации теряют свою актуальность и отходят на задний план, тогда как третьи под воздействием тех же причин приобретают приоритетное значение. Появляются новые интересы. И лишь одна категория из общего ряда национальных интересов государства непреходяща, носит постоянный характер. Речь идет об обеспечении национальной безопасности государства.
      Само по себе понятие «обеспечение национальной безопасности» чрезвычайно емко, поэтому остановимся лишь на той части его составляющих, которая относится к вопросам границы и пограничной политики.
      Всякое организованное в государство общество существует на определенной территории, целостность и неприкосновенность которой обеспечивается государством. Однако безопасность, целостность и неприкосновенность государственной территории могут быть обеспечены лишь в том случае, если пределы, границы территории, на которую распространяется юрисдикция государства, четко определены, признаны сопредельным государством, это признание закреплено международно-правовым актом, а прохождение границ обозначено на местности. Отсутствие договорно оформленного межгосударственного размежевания рано или поздно приводит к возникновению погранично-территориальных разногласий, споров и конфликтов между сопредельными странами. На протяжении многовековой истории международных отношений споры о справедливости размежевания государств были и остаются одной из самых острейших и вместе с тем, видимо, наиболее деликатной и болезненной проблемой для любого независимого государства.
      Разногласия сопредельных государств по погранично- территориальным вопросам могут касаться двух аспектов: прохождения государственной границы (пограничный спор) и принадлежности приграничных территорий (территориальный спор). Конечно, в обоих случаях затрагивается и вопрос прохождения границы, и вопрос принадлежности приграничных территорий. Однако, если в пограничном споре площадь и пределы района, который должен быть передан партнеру по спору, определяются при его решении, после того как определено точное прохождение границы, то в территориальном споре речь идет о принадлежности одной из сопредельных стран какой-то приграничной территории. И лишь после урегулирования этого вопроса стороны должны решать вопрос о прохождении государственной границы. По существу, урегулирование территориального спора сводится к решению двух самостоятельных вопросов: принадлежность спорной территории и прохождение государственной границы.
      Причины возникновения погранично-территориальных разногласий и споров могут быть самыми различными, причем часть из них носит объективный характер. Значительная часть договорно-правовых документов, определяющих современное прохождение государственных границ, заключалась достаточно давно, иногда сто и более лет назад. Несовершенство геодезистов и топографов того времени, иногда недостаточное знание местности могло привнести в договорный документ фактические ошибки. Договорная линия границы не всегда демаркировалась или демаркировалась временно, и с течением времени пограничные знаки исчезли. Отсутствие при этом регулярных проверок границы сторонами могло привести к тому, что под влиянием различных факторов со временем возникало две линии границы - договорная и фактическая охраняемая. Некоторые договорные документы содержали к тому же достаточно туманные или двусмысленные положения, дающие возможности для различного их толкования. В ряде случаев делимитация проводилась в соответствии с юридической формулой «uti possidetis» («как владеешь» или «поскольку владеешь»), что вызывало разногласия и споры при уточнении прохождения граничной линии на местности.
      Наконец, до нашего времени дошли и такие случаи, когда государственная граница вообще не определялась, а существовала в качестве «традиционной исторически сложившейся пограничной линии», которая на практике виделась с разных сторон границы по-разному. Что касается причин возникновения погранично-территориальных разногласий и споров субъективного характера, то, чем бы они ни объяснялись пропагандистски, основу их составляют откровенные территориальные притязания. Если же говорить в целом, то обстановка на границе страны, характер развития возникающих там ситуаций и влияние их на межгосударственные отношения сопредельных стран полностью зависят от содержания и направленности внешней политики каждой из них, проявляющейся в их пограничной политике.
      Сам по себе термин «пограничная политика» утвердился в западной науке и публицистике еще в 30-40-х гг.; позднее, где-то в 60-х гг., он завоевал себе право на существование и в отечественной науке. Помимо обычного круга вопросов, которые встают перед государствами в процессе международного общения, сопредельные, т.е. имеющие общую границу, государства сталкиваются в своих взаимоотношениях с целым рядом специфических проблем, возникающих именно в связи с наличием общей границы. Позиция государства по этим проблемам, их пути и методы решения и являются его пограничной политикой в узком смысле. Именно в этом смысле термин «пограничная политика» чаще всего употребляется как в научной литературе, так и в публицистике.
      ;Однако такое толкование термина «пограничная политика», по-видимому, далеко не исчерпывает его содержание. Формирование территории государства, фактическое становление и оформление его государственной границы - процесс длительный и сложный, связанный как с приобретением, так и с потерей каких-то земель. Со временем эти исторические изменения территориальных пределов государства могут явиться причиной возникновения серьезных трудностей во взаимоотношениях сопредельных стран, разногласий, споров, пограничных конфликтов и даже войн между ними. Это далеко не в последнюю очередь связано с тем, что вопросы приобретения и особенно потери государством в процессе формирования его территории каких-то земель и становления его границ, вероятно, более всего подвержены тенденции к переосмыслению и переоценке их общественностью. Естественно, переоценка эта ведется с позиций современности и исходя из положений права и практики международных отношений не того периода, когда проходило становление и оформление границ, а сегодняшнего дня. В этом плане показательно, как к этим вопросам относится руководство той или иной страны.
      Оно может рассматривать ныне существующие политико-территориальные реальности как объективный итог исторического развития и исходя из этого строить свою политику и свои взаимоотношения с сопредельными странами на принципах нерушимости и неприкосновенности существующих границ и взаимного уважения территориальной целостности и суверенитета. На практике такую политику характеризует осуществление мер, направленных на развитие дружественных связей и всестороннего сотрудничества приграничных районов сопредельных стран; проведение военного строительства в пограничном пространстве, ограниченного строгими рамками обеспечения безопасности и разумной достаточности; тесное дружественное сотрудничество пограничных властей сопредельных стран при решении всех вопросов, непосредственно связанных с границей. На правительственном уровне проводится курс на постоянный поиск путей дальнейшего укрепления и развития согласия и сотрудничества с сопредельными странами в разных областях.
      Но может быть и так, что руководство страны рассматривает ныне существующие политико-территориальные реальности не как итог объективного исторического процесса формирования территории государства и его рубежей, а исключительно как результат перманентно враждебной политики сопредельных стран, якобы сознательно направлявшейся в прошлом на ущемление ее прав и интересов, на нарушение ее территориальной целостности. В этом случае одной из приоритетных задач всей внешней политики такого государства становится стремление пересмотреть сложившиеся политико-территориальные реальности и правовое обеспечение их под предлогом необходимости исправления допущенных в прошлом несправедливостей. И в этом случае руководство государства стремится осуществить целый ряд мер, которые обеспечивали бы ему безоговорочную поддержку общественности, отсутствие какого бы то ни было недовольства его действиями в приграничных районах, как минимум понимание, а лучше - прямую поддержку какой-то части мирового сообщества и т.д. Таким образом, пограничная политика в широком смысле -это совокупность акций внутри-, внешнеполитического, экономического и военного характера, связанных с погранично-территориальным вопросом.
      Пограничная политика является действенным инструментом как защиты национальной безопасности страны, так и активного воздействия на сопредельные страны во имя реализации тех или иных интересов государства. Говоря непосредственно о Китае, следует обратить внимание на ряд специфических моментов. Во-первых, в Китае издавна существовала концепция, согласно которой земли, некогда входившие в состав Китайского государства или находившиеся в любой степени зависимости от него, считались частью его территории. Если в процессе исторического развития они приобретали самостоятельность или входили в состав других государств, они рассматривались как «утраченные» территории. Эта концепция нашла свое отражение не только в работах китайских исследователей , но и в выступлениях политических лидеров страны новейшего периода. Подробно перечислил территориальные «утраты» Китая Сунь Ятсен в своей работе «Три народных принципа». Не повторяя всего даваемого им списка «территориальных потерь», упомянем лишь, что, по его мнению, «на севере граница Китая проходила далеко севернее реки Хэйлунцзян (Амур. - Е.С), на юге - южнее Гималайских гор, на востоке - далее Восточного моря и на западе - западнее Памира. И все это было китайской территорией» . Позднее эти «территориальные потери» перечисляли и последующие политические лидеры Китая - Чан Кайши и Мао Цзэдун . Напомнил об этих «потерях» в беседе с М.С. Горбачевым во время его посещения Китая в 1989 г. и Дэн Сяопин .
      Во-вторых, как бы ни представляли себе китайцы пределы территории своей страны в прошлом, в реальной действительности Китайская Народная Республика, являясь правопреемником Китайской Республики, получила от нее только ту территорию, которой владела последняя, исключая о. Тайвань, куда было «выдавлено» в итоге гражданской войны правительство Гоминьдана и который продолжает до сих пор оставаться Китайской Республикой. Китайская Республика в свою очередь унаследовала ту территорию, которой владела ее предшественница - Цинская империя, хотя и здесь после Синьхайской революции 1911 г. возникли некоторые территориальные изменения: с падением империи провозгласили свою независимость Внешняя Монголия и Тибет, поскольку низложение Цинской монархии ликвидировало юридическую основу, определявшую статус этих территорий в Китайском государстве - систему вассальных отношений непосредственно их духовных правителей с императорской династией Цин. Правительство Китайской Республики неоднократно предпринимало попытки силой восстановить контроль над Монголией и Тибетом, однако они не увенчались успехом. Более того, Монголия, попавшая с первых дней своего противостояния домогательствам Китая вернуть ее под свой контроль под опеку России, а затем Советского Союза, смогла не только сохранить свою независимость от Китая, но и получить - после всенародного референдума в октябре 1945 г. - официальное признание этого факта правительством Китайской Республики, подтвержденное впоследствии и Китайской Народной Республикой (правда, опосредованно - фактом установления с ней дипломатических отношений).
      Это, впрочем, еще не значит, что режим, пришедший к власти в континентальном Китае в результате гражданской войны 1946-1949 гг., полностью согласился с произошедшими политико-территориальными изменениями.Выше уже упоминалось о том, что лидер КПК Мао Цзэдун полностью солидаризировался с высказываниями китайских ученых и политиков по поводу «утраты» Китаем значительных территорий. Что же касается вопроса о Монголии, то еще в 1936 г. в беседе с американским журналистом Э. Сноу он выразил свое твердое убеждение в том, что после победы народной революции в Китае Монголия «автоматически и по своей воле» войдет в состав нового Китая. Весной 1949 г., когда уже стало ясно, что в ходе гражданской войны возглавляемые коммунистами силы одерживают верх, Мао Цзэдун обратился к советскому руководству с просьбой изложить свое мнение о возможности присоединения Монгольской Народной Республики к Китаю. И.В. Сталин ответил тогда лидеру китайских коммунистов, что руководители Советского Союза не думают, что МНР пойдет «на отказ от своей независимости в пользу автономии в составе Китайского государства» и что в любом случае «решающее слово в этом деле должно принадлежать самой Внешней Монголии» .
      Попытки «вернуть» Монголию в состав Китая предпринимались и позднее, в частности, в 1954 г., когда в Пекине на праздновании 5-летия КНР находились партийно-правительственные делегации и МНР, и СССР . Нелишне упомянуть и о том, что в вышедшей в 1977 г. в Хух-Хото книге «Мэнгуцзу цзяньши» («Краткая история монгольских народностей») на первой же странице прямо указывалось, что монгольские народности проживают на китайской территории. А в статье, опубликованной в № 2, 1994 г., журнала «Цзюньши лиши» и посвященной весьма своеобразному анализу событий 1938 г. у оз. Хасан и 1939 г. - на р. Халхин-гол, автор предельно четко пишет, что «Монголия является частью Китая и называлась Внешняя Монголия». Сам же факт признания Китаем результатов референдума в Монголии по вопросу ее независимости автор именует «национальным позором».
      В-третьих, рубежи страны, как их получила Китайская Народная Республика на момент своего провозглашения, были определены и оформлены далеко не полностью. Не имели договорно-правового оформления часть границы Китая с Кореей (по р. Ялуцзян), граница его с Монголией и участок от пер. Уз-Бель на советско-китайской границе до горы Цзяньгао на китайско-бирманской границе (т.е. памирский участок советско-китайской границы, границы Китая с Афганистаном, спорным Кашмиром, Индией, Непалом, Бутаном, Сиккимом, частично с Бирмой). Иными словами, не оформленной в договорно-правовом отношении оставалось более половины протяженности государственной границы страны. В-четвертых, наконец, исключая англо-китайское соглашение 1941 г. о южном спорном участке границы между Китаем и Бирмой, все договорные документы, касающиеся границ Китая, были заключены еще в цинский период его истории. Осмотра, проверки или редемаркации границ с тех пор не проводилось. В результате пришли в ветхость, разрушились и были утрачены многие пограничные знаки, а на ряде участков - в силу разных причин объективного и субъективного порядка - произошла своего рода деформация границы, когда помимо договорной пограничной линии возникла еще одна - фактически охраняемая. Такая ситуация возникла, в частности, на отдельных участках советско-китайской и китайско-вьетнамской границы .
      Накануне провозглашения народной республики в Пекине состоялось заседание Народного политического консультативного совета Китая (НПКСК), на котором была принята Общая программа - временная конституция страны. Естественно, главное внимание в Общей программе было уделено вопросам, связанным со строительством нового государства. Вопросы территории в документе прямо не ставились, но некоторые формулировки дают основания для размышлений. Так, в статье 2 говорится: «Центральное народное правительство Китайской Народной Республики должно взять на себя ответственность за доведение до конца народно-освободительной войны, освободить всю территорию Китая и завершить дело объединения страны» . Два первых положения этой статьи не могут вызвать никаких сомнений или вопросов, но тезис «завершить дело объединения страны», провозглашаемый самостоятельно, отдельно от задачи освобождения районов страны, находившихся еще под контролем Гоминьдана и перечисленных Мао Цзэдуном в его речи при открытии заседания НПКСК , заставляют вспомнить вполне конкретные «территориальные утраты» Китая как минимум в XX веке.
      Легитимность независимости Монголии - повторимся - была признана нанкинским правительством в январе 1946 г. Как выяснилось, этот формальный акт не оказал влияния на фактические подходы китайских традиционалистов, однако попытки «решить» этот вопрос, предпринятые Мао Цзэдуном в начале 1949 г., окончились неудачей. Оставался еще Тибет, категорически не желавший после почти 40-летнего самостоятельного и самобытного существования возвращаться в состав Китая. И в октябре 1950 г. китайские войска вступили на территорию Тибета. Потерпев ряд военных поражений, тибетские власти вынуждены были капитулировать и подписали в мае 1951 г. в Пекине соглашение о мероприятиях по мирному освобождению Тибета. Эти факты дают основания считать, что под тезисом «завершение объединения страны» Общая программа НПКСК понимала «возвращение» «мятежных» Монголии и Тибета в состав Китайского государства. В какой-то степени это подтвердил и премьер Государственного административного совета Китая Чжоу Эньлай, который в своем выступлении в Постоянном комитете НПКСК в октябре 1951 г. отметил, что впервые в новейшей истории с освобождением Тибета восстановлено единство народов континентального Китая .
      Вступление китайских войск в Тибет совпало по времени с двумя другими событиями, вызвавшими резкий рост настороженности в отношении КНР и ее политики в соседних странах. Именно в это время китайские войска (так называемые «китайские народные добровольцы») были введены в Корею, и КНР приняла прямое участие в военном конфликте на Корейском полуострове, а шанхайское издательство «Диту чубаньшэ» выпустило первую после создания КНР настенную карту Китая. Иностранные наблюдатели сразу же обратили внимание на то, что изображение границ Китая на этой карте в целом ряде случаев не соответствовало описанию прохождения их, даваемому в ранее заключенных Китаем договорных документах. Год спустя, в 1951 г., то же издательство выпустило в свет «Атлас провинций КНР». На картах этого издания границы КНР изображались так, что в состав китайской территории включались: гора Пэктусан (Байтоушань или Чанбайшань) Кореи, некоторые районы Приморья и Приамурья России, большая часть Баян-Улгийского, Кобдо-ского и Сухэ-Баторского аймаков Монголии, ряд районов Казахстана и Киргизии, Горно-Бадахшанская автономная область Таджикистана, пров. Бадахшан Афганистана, часть Ладака и Кашмира, являвшихся объектом индийско-пакистанского спора, Северо-Восточное пограничное агентство (НЕФА, ныне союзная территория Аруначал-Прадеш) Индии, значительные части Шанского и Качинского автономных государств (ныне национальных областей) Бирмы, острова Южно-Китайского моря .
      Публикация подобных картографических материалов вызвала дипломатические демарши ряда соседних с Китаем стран, обеспокоенных тем, что она может означать возобновление КНР территориальных претензий, выдвигавшихся еще Цинской империей. Следует попутно заметить, что ни МИД, ни посольство СССР в Пекине никак не реагировали на появление этих материалов. Впрочем, когда в 1952 г. по просьбе КНР Советский Союз передал ей полный комплект топографических карт с обозначением линии советско-китайской границы, китайская сторона также не высказала никаких замечаний по поводу того, что это обозначение явно не совпадало по ряду участков с тем, что изображалось на китайских картах .
      Что же касается демаршей в связи с публикацией упомянутых материалов, то китайское правительство разъясняло партнерам, что у него еще не было времени для детального ознакомления с вопросом и составления новых карт, поэтому оно всего лишь публикует карты, подготовленные к печати еще гоминьдановскими властями . Однако публикация карт продолжалась, вызывая особое беспокойство в Бирме и Индии, которые постоянно обращали внимание китайской стороны на необходимость внесения изменений в изображение границ Китая. В ответ на это, продолжая настаивать на том, что границы Китая на вновь издаваемых картах «изображаются на основе карт, опубликованных в Китае до освобождения», китайская сторона подчеркивала, что происходит это в силу того, что правительство КНР «не предпринимало еще осмотра границ Китая и не консультировалось с заинтересованными странами». Отмечалось, что «с течением времени и после консультаций с различными странами и осмотра пограничных районов будет определено новое начертание границ КНР в соответствии с результатами консультаций и осмотра».
      Впрочем, отсутствие «консультаций и осмотра» границ не помешало китайской стороне уже в следующем издании «Атласа провинций КНР», осуществленном в 1953 г., внести некоторые изменения в начертания границ страны. Так, китайско-бирманская граница на ряде секторов была передвинута вглубь бирманской территории. Были, правда, внесены изменения и иного плана. Советскому Союзу «Атлас» 1953 г. «возвратил» Горно-Бадахшанскую автономную область, а Афганистану - пров. Бадахшан. Граница в этом районе - от пер. Уз-Бель на советско-китайской границе до района севернее пер. Каракорум в одноименной горной системе - стала снабжаться пометкой «неустановленная граница». Подобная ремарка соответствовала действительности, но любопытен тот факт, что вся гималайская граница Китая, ставшая позднее объектом китайско-индийского спора, граница, которая, как утверждал в своем письме от 7 ноября 1959 г. индийскому премьер-министру Дж. Неру премьер КНР Чжоу
      Эньлай, «никогда не была установлена» , обозначена в «Атласе» как установленная граница.В целом же правительство КНР старалось уклониться от изложения своей позиции по пограничному вопросу по существу. В апреле 1955 г. в Бандунге (Индонезия) состоялась Конференция стран Азии и Африки. Понимая, что полное замалчивание своего отношения ко все более ясно проявляющемуся наличию разногласий с сопредельными странами по пограничному вопросу не может способствовать укреплению позиций КНР на мировой арене и в первую очередь среди афроазиатских стран, многие из которых уже столкнулись с погранично-территориальным вопросом, китайская сторона предприняла на конференции маневр, имевший своей целью снять беспокойство соседних стран и известную напряженность, возникшую в связи с этим в регионе. В своем выступлении 23 апреля 1955 г. на заседании Политического комитета конференции премьер Чжоу Эньлай, возглавлявший делегацию КНР, заявил: «Мы готовы удержать наше правительство и наш народ от малейших нарушений границы. Если это произойдет, мы охотно признаем свою ошибку». И хотя в этом заявлении не содержалось ничего по существу вопроса, следует признать, что в то время оно в немалой степени способствовало снижению уровня обеспокоенности соседей КНР и общей напряженности в Юго-Восточной Азии.
      Вскоре, однако, китайское правительство оказалось вынужденным высказаться более определенно по этой проблеме. Спустя всего лишь 7 месяцев после Бандунгской конференции, в ноябре 1955 г., в глубине бирманской территории - в 60 км от границы - бирманская воинская часть была атакована из засады китайскими солдатами. Информация о конфликте и его обстоятельствах была предана гласности лишь в июле 1956 г. Стремясь нейтрализовать тот резко негативный отклик в мире, который получил этот факт, китайская сторона была вынуждена в срочном порядке вступить в контакт с правительством Бирмы по вопросу китайско-бирманской границы, а в июле 1957 г. премьер Чжоу Эньлай выступил по этому вопросу на сессии Всекитайского собрания народных представителей (ВСНП). И хотя в целом доклад был посвящен именно вопросу китайско-бирманской границы, в нем содержался ряд принципиальных положений, которые легли в последующем в основу китайской позиции по погранично-территориальному вопросу в целом .
      Прежде всего премьер Чжоу Эньлай признал, что «между нашей страной и многими соседними странами существуют вопросы неполного определения пограничной линии, оставленные историей». Премьер посчитал нужным объединить в одну общую проблему весь набор пограничных вопросов, вызывающих или могущих вызвать разногласия и споры: давно договорно определенные, но никогда с тех пор не подвергавшиеся проверке границы; существующие на протяжении многих лет заменяющие границы демаркационные линии, возникшие как следствие договоренности сопредельных стран соблюдать сложившееся статус-кво; на протяжении веков существовавшие так называемые «традиционные границы», никогда не определявшиеся договорно, а тем более не обозначавшиеся на местности; наконец, существовали определявшие границу договорные документы, саму легитимность которых китайская сторона отказывалась признавать.
      По мнению премьера Чжоу Эньлая, причина возникновения пограничных вопросов кроется в происках империалистических сил. «Вопрос о границе... - говорил он, - как и многие неразрешенные вопросы в отношениях между другими странами Азии и Африки, порожден агрессивной политикой, которую в течение длительного времени проводили империалисты». Действительно, все договоры о границах Китая заключены в тот период, когда он граничил с царской Россией, колониальными владениями Англии и Франции и японским протекторатом Кореей. В этой связи следует отметить следующее.
      Во-первых, оценивая политику империалистических держав прошлого с исключительно идеологических позиций, Чжоу Эньлай подчеркивал, что эта политика была однозначно агрессивной, захватнической, и полностью игнорировал тот исторический факт, что все империалистические державы, исключая Японию, были заинтересованы не в разделе Китая или захвате части китайской территории, а в сохранении его в системе мировой политики как единой самостоятельной единицы. Во-вторых, хотя в отношениях с Китаем во имя достижения своих целей державы, действительно, не раз прибегали к использованию силового давления, однако Китай имел достаточно политических возможностей противодействовать этому давлению. Примеры тому можно видеть и в отказе Пекина ратифицировать Ливадийский договор 1879 г. с Россией, и в категорическом отказе вести переговоры с Англией о разграничении в Гималаях, и в отказе принять северный участок границы с Бирмой в том виде, как на этом настаивала английская сторона. (Начиная переговоры с Китаем о делимитации китайско-бирманской границы в начале 90-х гг. XIX в., англичане предварительно провели тщательные исследования, касающиеся истории, экономических связей и этнографии приграничных районов. По результатам этих исследований они и строили свою позицию на переговорах. Единственный вопрос, по которому они встретили категорические возражения Китая, - прохождение границы на ее крайнем северном участке. Англичане настаивали на проведении границы по водоразделу - хребту Гаолигун, тогда как китайцы - в 100-150 км к юго-западу от него. В итоге и Конвенция 1894 г., и Конвенция 1897 г. оставили этот участок не определенным до последующего решения.Вопрос был решен лишь с подписанием договора 1960 г. о границе между КНР и Бирмой. Граничная линия проведена в полном соответствии с предложениями английской стороны на переговорах в конце XIX в., причем в статье 5 договора отмечается, что граница «устанавливается в соответствии с традиционной пограничной линией».
      Позднее на основе положений, высказанных в докладе Чжоу Эньлая, возникла концепция о неравноправности договоров Китая, определивших его границы. Вкратце эта концепция была изложена в передовой статье «Жэньминь жибао» от 8 марта 1963 г., где, в частности, говорилось: «На протяжении более чем ста лет до победы китайской революции империалистические и колониальные державы -США, Англия, Франция, царская Россия, Германия, Япония, Италия, Австрия, Бельгия, Голландия, Испания и Португалия -вели разнузданную агрессию против Китая. Они вынудили правительство старого Китая подписать с ним много неравноправных договоров... На основе этих неравноправных договоров они захватили территории на востоке и западе, на юге и севере, арендовали у Китая земли в приморских районах и в глубине страны».
      Очевидно, уместно в связи с этим заметить, что в международных отношениях прошлого договорные акты носили своего рода «универсальный» или «многоплановый» характер. Они содержали статьи, определявшие юрисдикцию и рамки хозяйственной и финансовой деятельности граждан одной из сторон на территории другой стороны, вопросы торговли, таможенного обложения, почтовых связей, транспорта, финансов и определения границ. В большей или меньшей степени эти договоры, действительно, ущемляли права и интересы Китая и его граждан по затрагиваемым вопросам, исключая вопросы пограничного размежевания. Именно эти положения договоров отражали реальное положение дел в пограничном пространстве, и если позднее в Китае стали и их относить к категории «неравноправных», то это свидетельствовало лишь о том, что в ходе подготовки соответствующего договора китайская сторона не смогла реализовать свои территориальные претензии. Концепция «неравноправности» договоров прошлого о границе особенно понадобилась китайской стороне, когда в ходе возникших с начала 60-х годов советско-китайских идеологических разногласий по китайской инициативе все больший упор стал делаться на внешнеполитические вопросы и, прежде всего, - на погранично-территориальный вопрос.
      Договорные документы или отдельные положения их, касающиеся определения границ, относятся к особой категории договоров. Среди международных договоров они носят наиболее устойчивый характер: они не могут быть односторонне расторгнуты, на них не распространяется оговорка «геЬиз зю 81апйЬи$», их не отменяет даже состояние войны между их участниками. На них не воздействует и осуществление правопреемства государств, поскольку государство-правопреемник получает лишь то, чем обладал его предшественник, и речь, таким образом, идет не столько о самих договорных постановлениях о границе, сколько о ситуации, которая зафиксирована и документирована в этих постановлениях. Касаясь причин возникновения пограничных разногласий на рубежах Китая, Чжоу Эньлай сделал в своем докладе оговорку, придавшую некоторую двусмысленность его оценкам политики империалистов и потребовавшую впоследствии от руководства КНР внесения коррективов. Но произошло это позднее, тогда, когда острие и пограничной, и всей внешней политики КНР оказалось направленным в основном против Советского Союза и Индии.
      Отмечая сложность исторического фона, на котором возник вопрос о китайско-бирманской границе, премьер сказал: «В период господства феодальных династий границы Китая, как и границы многих других стран феодального периода, не были четко определены. Отношения феодальных династий в Китае к национальностям, населяющим окраинные районы, были также неодинаковые по своему характеру и степени близости. Поэтому точно определить границы Китая периода феодальной империи почти невозможно».После того как Китай оказался вынужденным решить свои пограничные проблемы с малыми соседями и неурегулированными остались лишь вопросы о границе Китая с Советским Союзом, которая определена на большей своей части договорами прошлого, с Индией, где, по утверждению китайской стороны, существует хорошо известная «традиционная линия границы», и Кореей, проходящая по р. Ялу, китайская сторона кардинально изменила свои подходы к этому вопросу и исторические оценки его.
      В документе МИД КНР от 8 октября 1969 г. в связи с вопросом о советско-китайской границе в положение, изложенное Чжоу Эньлаем в 1957 г., были внесены изменения, имевшие конечной целью возложить всю ответственность за возникновение погранично-территориальных проблем исключительно на империалистов-партнеров Китая того времени. В документе утверждается: «Еще более двух тысяч лет тому назад Китай стал уже единым многонациональным феодальным государством. И Китай всегда как многонациональное государство существовал в мире независимо от того, как сменялись одна за другой феодальные династии и какая национальность была правящей в стране. Границы Китая претерпевали в истории многие изменения, но эти границы никогда не ограничивались в пределах районов, заселенных ханьцами; до вторжения в Китай западных империалистических держав в середине XIX века границы Китая были четко и ясно определены» .
      Говоря о путях решения проблем, связанных с границей, Чжоу Эньлай подчеркнул, что правительство КНР исходит из того, что «все нерешенные вопросы, существующие между нашей страной и другими странами, должны получить справедливое и рациональное разрешение путем мирных консультаций». В уже упоминавшейся статье «Жэньминь жибао» от 8 марта 1963 г. в этот тезис были внесены несколько иные акценты: «Что касается некоторых вопросов, оставленных историей, то мы всегда стоим за то, чтобы разрешать их мирно, путем переговоров, разрешать их тогда, когда для этого созреют условия, а до их разрешения сохранять существующее положение. К таким вопросам относятся... все вопросы о границах, которые не были официально установлены двумя соответствующими сторонами». Еще позднее, в 1969 г., этот тезис формулировался так: «Что касается оставшихся от истории вопросов о границах с соседними странами, то правительство Китайской Народной Республики всегда выступало и выступает за их справедливое и рациональное разрешение на основе взаимного понимания и взаимной уступчивости, с учетом как исторических обстоятельств, так и реальной действительности» . Китайское руководство пыталось убедить мир в том, что оно выступает исключительно за мирное решение возникших пограничнотерриториальных споров, следовательно, вся ответственность за возникшие на его границах с Индией и СССР вооруженные инциденты лежат исключительно на них.
      В качестве иллюстрации реальной ситуации с этим вопросом нелишне обратиться к монгольской газете «Унэн», которая 19 сентября 1979 г., незадолго до 30-й годовщины создания КНР, констатировала, что «из 90 военных конфликтов, имевших место в Азии после Второй мировой войны, 19 возникло по вине КНР». После создания КНР пограничники Китая далеко не сразу вступили на границах страны в непосредственный контакт с пограничной охраной сопредельных стран. Во Вьетнаме и Лаосе северные районы являлись ареной тяжелых боев национально-освободительных сил с французской колониальной армией; северные и северо-восточные районы Бирмы оказались во власти шанских и качинских сепаратистов и отступивших сюда из Юньнани гоминьдановских войск; в Тибете и Синьцзяне китайские войска не спешили выйти к той линии, которая считалась западной границей Китая. А с течением времени выяснилось, что по мере выхода китайских вооруженных сил к границам на целом ряде участков китайцы пересекали ее, проникая вглубь территории сопредельных стран. Иногда - в основном это имело место на гималайской границе - такие проникновения носили характер разовых, как бы разведывательных операций, на других же участках китайские войска пытались обосноваться на чужой территории основательно, как это имело место на границе с Бирмой. Позднее - с конца 50-х годов - китайская сторона, используя гражданское население, предпринимала попытки организовать «хозяйственное освоение» приграничных районов ряда сопредельных стран. Такие попытки были зафиксированы на границах Китая с Вьетнамом, Лаосом, Советским Союзом, Монголией.
      Вместе с тем правительство КНР продолжало уклоняться как от изложения своей позиции по общим вопросам, касающимся границ страны, о чем говорилось выше, так и от обсуждения конкретных вопросов, по которым к нему обращались власти сопредельных стран. Пекин, например, не ответил на предложение Монголии провести делимитацию и правовое оформление китайско-монгольской границы, существовавшей в качестве традиционной, с которым монгольская сторона выступила вскоре после создания КНР.
      Китайско-монгольская граница стала предметом обсуждения лишь в 1958 г., после неоднократных настойчивых предложений правительства Монголии. К тому времени стало совершенно ясно, что Советский Союз категорически не поддерживает идею Пекина о «воссоединении» Монголии с Китаем, а попытки Китая оказать прямое давление на Монголию в соответствующем направлении не увенчались успехом. И тогда выявилась еще одна характерная особенность в ведении Китаем пограничных дел - его стремление ограничить обсуждение пограничных вопросов рамками обычной дипломатической переписки. Такой характер обсуждения позволял китайской дипломатии затягивать обсуждение вопроса, по сути дела, не прибегая ни к каким дополнительным уловкам. В итоге лишь создавалась видимость того, что поиски урегулирования ведутся, но само это урегулирование не сдвигалось с мертвой точки.
      По такому же сценарию в 1955-1960 гг. велось обсуждение и китайско-бирманского пограничного вопроса. И в обоих случаях потребовалось появление дополнительного внешнего фактора, поставившего под угрозу интересы КНР и ее положение на мировой арене, чтобы не только сдвинуть обсуждение пограничного вопроса, но и привести его к решению. Таким фактором явился китайско-индийский пограничный спор, который не только вызвал в 1959 г. резкое обострение отношений между двумя странами, но и привел в 1962 г. к военному столкновению между ними. Причины конфликта следует искать, с одной стороны, во внутреннем положении Китая. Провал эксперимента с «большим скачком» вызвал массовое недовольство в стране. Конфликт на границе, усилиями пропаганды превращенный в прямую военную угрозу территориальной целостности Китая, позволил переключить внимание общества с внутренних проблем на внешние, что ослабило внутреннюю напряженность в стране. С другой стороны, именно с конца 50-х годов во все большей степени стало проявляться амбициозное стремление руководителей КНР тех лет утвердить свое лидерство среди молодых стран Азии и Африки. Однако огромным авторитетом среди политиков и общественности этих стран пользовалась Индия и лично ее премьер-министр Дж. Неру, на деле доказывающий свою приверженность делу мира и свободы, неуклонно выступающий против военных блоков и силовых методов решения международных споров. Инициировав вооруженные инциденты на границе, а затем и широкомасштабную пограничную войну, китайская сторона в то время попыталась дискредитировать Индию в глазах мировой общественности, представив ее если не агрессором (хотя и об этом говорилось в материалах китайской пропаганды), то, по крайней мере, страной, унаследовавшей экспансионистскую политику британского колониализма.
      С момента создания народной республики китайское руководство постоянно представляло Китай миролюбивым государством, неуклонно выступающим за обеспечение независимости, свободы, целостности территории и суверенитета всех стран, против империалистической политики агрессии, войны и военных угроз. Вооруженные столкновения на гималайской границе, а затем и наступление китайской армии в этом районе разрушали этот образ. Они воскресили то недоверие к Китаю и беспокойство по поводу его политики, которые существовали в начале 50-х годов. Те дипломатические и пропагандистские акции, которые китайская сторона предпринимала в попытке доказать справедливость и обоснованность своих действий и возложить ответственность за конфликт на индийскую сторону, успеха не имели. Требовались какие-то экстраординарные меры, которые могли бы исправить положение и возвратить ту степень доверия стран региона к КНР, которая существовала до гималайских событий 1959-1962 гг.
      Здесь-то китайская дипломатия и использовала те возможности, которые предоставляло ей урегулирование пограничных вопросов. Уже в начале 1960 г. было подписано соглашение, а затем и договор о границе с Бирмой, в 1961 г. - с Непалом, в 1962 г., через месяц после начала «гималайской войны» с Индией, КНР подписывает пограничный договор с Монголией, в марте 1963 г. - временное соглашение, определившее линию разграничения в Кашмире между Китаем и той частью его, которая находилась под контролем Пакистана, а в конце того же года - договор о границе с Афганистаном.
      Характерной особенностью этой «кампании пограничных урегулирований» 1960-1963 гг. явился демонстративный отказ китайской стороны от тех своих территориальных притязаний, которые ранее представляли собой основное препятствие при обсуждении пограничного вопроса. В ходе этой «кампании» она не стала акцентировать внимание и на тех вопросах, которые в иных условиях явились бы предметом долгих споров. Новое обострение внутриполитического положения в Китае в годы «культурной революции» и потребности пересмотренной руководством КНР внешнеполитической линии, направленной на нормализацию отношений с США, повлекли за собой резкий рост напряженности в советско-китайских отношениях, апогеем которого стали вооруженные конфликты на границе в 1969 г. Хотя советско-китайская граница была на большей своей части делимитирована целым рядом договоров, заключенных еще в XIX в., китайская сторона рассматривала эти договоры как «неравноправные», настаивала на необходимости того, чтобы Советский Союз признал это обстоятельство и, выполнив еще ряд условий, которые в последующие годы неоднократно менялись, заключил бы новый договор о советско-китайской границе.
      В этой связи необходимо заметить, что в ходе советско-китайских пограничных консультаций, проходивших в Пекине летом 1964 г., стороны практически подготовили и согласовали проект соглашения по восточному участку границы. Однако китайская сторона тогда отказалась от продолжения этих переговоров и в последующем предпочитала вспоминать о них как можно реже. Конечно, на советско-китайской границе существовали вопросы, требующие урегулирования. Граница не осматривалась в двустороннем порядке как минимум с установления советской власти в России, под влиянием различных событий по обе стороны границы произошла известная деформация ее, многие пограничные знаки обветшали, разрушились или исчезли. Однако все это являлось вопросами для переговоров, а не для применения силы. Китайская же сторона в то время пошла именно по этому пути, что и привело к возникновению вооруженных конфликтов.
      Идя на обострение отношений с СССР, китайские руководители, как и в отношениях с Индией, стремились прежде всего дискредитировать его в глазах мирового общественного мнения, подорвать его авторитет среди членов мирового сообщества, а с другой стороны, - представить КНР эдакой «осажденной крепостью», на которую нападают и американские империалисты, и советские социал-империалисты, что требует в конечном итоге дальнейшего сплочения китайского народа и укрепления диктатуры правящей верхушки.
      Ситуация на северной границе Китая вызвала новую волну обеспокоенности в мире, прежде всего в сопредельных с ним странах, поскольку в этот же период им были предприняты из ряда вон выходящие меры по оказанию всестороннего давления на ряд соседних стран с целью подчинить их своему политическому влиянию. Понимая, что сочетание всех этих факторов может оказать отрицательное воздействие на международное положение страны и стремясь смягчить его, китайское правительство согласилось с предложением советской стороны возобновить обсуждение пограничного вопроса. По сути дела, эти переговоры, возобновившиеся в конце 1969 г., на протяжении 15 с лишним лет оставались безрезультатными. И лишь в середине 80-х годов политические перемены, произошедшие и в Советском Союзе, и в Китае, привели сначала к смягчению их позиций, ликвидации вооруженного противостояния, а затем и к достижению соглашения по восточному участку границы, вопросу, проект соглашения по которому был подготовлен еще в 1964 г.
      Распад Советского Союза привел к резкому сокращению западного - среднеазиатского - участка российско-китайской границы. Соглашение по нему было достигнуто уже в 1994 г. Годом раньше КНР заключила пограничный договор с Лаосом, в целом подтвердивший прохождение границы, определенное франко-китайскими договорами конца XIX в. В 1994-1999 гг. было завершено пограничное урегулирование с Казахстаном, в 1999 г. китайская сторона подписала также предварительные соглашения о границе с Киргизией и Таджикистаном.
      Не может быть сомнений в том, что руководители КНР ясно понимали, что безопасность, целостность и неприкосновенность территории государства будет обеспечена только тогда, когда будут окончательно определены, четко обозначены и договорно закреплены государственные границы Китая. Если говорить в целом, то на достижение именно этой цели и была в принципе направлена пограничная политика КНР. Однако реализовывалась эта политика несколько своеобразно. Прежде всего нельзя не отметить того обстоятельства, что китайская сторона совершенно сознательно откладывала начало обсуждения пограничных вопросов с сопредельными странами, а когда такие обсуждения все-таки начинались, они искусственно затягивались постановкой вопросов, имеющих очень отдаленное отношение к обсуждаемым проблемам. Представляется, что причину такой тактики китайской дипломатии следует искать в следующем.
      Во-первых, как уже говорилось, в Общей программе НПКСК была поставлена задача завершения объединения страны. Под этим следует понимать не только ликвидацию контроля Гоминьдана над еще не освобожденными районами страны, но и «возвращение» в состав Китая Монголии и Тибета. Об этом ясно свидетельствуют контакты руководителей Компартии Китая с советским руководством по поводу Монголии и военные меры в отношении Тибета. Естественно, существование договорно оформленной границы КНР с Монголией являлось бы серьезным формальным препятствием для реализации таких планов.
      Во-вторых, ряд сопредельных с Китаем малых стран, такие как Вьетнам, Бирма, Непал, традиционно считались в Китае зависимыми от него. Это отмечали в прошлом такие политические лидеры Китая, как Сунь Ятсен и Мао Цзэдун23. «Вернуть» их в состав Китая не представлялось возможным -это понимали и лидеры КПК и КНР, но можно было попробовать создать своего рода «зону политического влияния» Китая, т.е. систему отношений с малыми соседями, в какой-то мере напоминавшую ту, которая существовала в эпоху Цинской империи, и попытаться включить в нее эти страны. И в этом случае нерешенный или не до конца решенный вопрос границ и приграничных территорий мог послужить достаточно сильным средством психологического и силового давления на них. Для такого использования пограничного вопроса сами границы до поры до времени и должны были оставаться в прежнем состоянии.
      И лишь столкнувшись с негативной реакцией мирового сообщества на крупномасштабное использование силы в конфликте с Индией, Китай вынужден был отступить от избранного образа действий и быстро решить вопрос определения и правового оформления границ со своими малыми соседями. Пересмотрев в 80-х годах многие положения своей внешнеполитической концепции, руководство КНР стало проводить более взвешенный курс на международной арене. Это сказалось и на пограничной политике. Нашел в принципе свое решение инициированный более 30 лет назад тогдашним руководством Китая вопрос о российско-китайской границе, были, как упоминалось выше, подписаны пограничные соглашения с государствами Центральной Азии - бывшими республиками в составе СССР и с Вьетнамом. Стабилизировалась и стала более спокойной обстановка в зонах неурегулированных погранично-территориальных споров. Конечно, там время от времени могут происходить и, действительно, происходят какие-то инциденты, даже вооруженные столкновения, однако они носят случайный характер, а не являются, как это имело место в 60-70-х гг., заранее спланированной и тщательно подготовленной акцией.
      Наряду с этим не могут не обратить на себя внимания и некоторые настораживающие моменты. Нет прогресса в обсуждении китайской и индийской сторонами вопроса о границе в Гималаях. Стороны не могут пока найти ни одного пункта, по которому их позиции были хотя бы близки. Соглашения, подписанные Китаем с Киргизией и Таджикистаном, являются, по существу, всего лишь документами, подтверждающими русско-китайскую договоренность 1894 г. о сохранении статус-кво в районе Памиров, ни на йоту не продвигая вопрос о прохождении границы к урегулированию.
      Во взаимоотношениях с Вьетнамом китайская сторона упорно отказывается обсуждать вопрос о Параселах; по-прежнему нет прогресса на переговорах о разграничении водных пространств Тонкинского залива. В состоянии «отложенного спора» пребывают вопросы, связанные с притязаниями Китая на о-ва Сенкаку в Восточно-Китайском море и о-ва Спратли в Южно-Китайском море. Остаются открытыми вопросы в связи с китайско-корейской границей, причем часть ее - по р. Ялу (Амноккан) -продолжает оставаться без договорно-правового оформления. Наконец, на российско-китайской границе остаются на восточном участке два неурегулированных сектора на реках Амур и Уссури общей протяженностью около 60 км . На продолжающихся консультациях по этому вопросу стороны также не могут прийти пока к взаимопониманию.
      Таким образом, при том, что обстановка на границах Китая на рубеже ХХ-ХХ1 вв. выглядит спокойной и как будто не вызывает опасений, на них остаются еще спорные участки или участки, не имеющие правового оформления. И в том случае, если у руководства страной вновь окажутся экстремистски настроенные группировки, они вполне могут использовать оставшиеся вопросы для оказания давления на соседние страны путем обострения обстановки на границе или угрозы такого обострения в попытке достичь определенных внешнеполитических целей.