Преступность в органах безопасности: механизм расследований и сокрытие данных

Преступность в органах безопасности: механизм расследований и сокрытие данных

Андрей Солдатов, Ирина Бороган /Исследовательский центр Agentura.Ru/

Сотрудники спецслужб тоже люди и тоже совершают преступления. Но есть особенности. Прежде всего они имеют доступ к возможностям, которыми власть наделила только спецслужбы: правом использовать специальные методы, где слово «специальный» означает, что их сотрудникам позволено несколько больше, чем даже их коллегам из МВД. Кроме того, работа человека из органов скрыта грифом секретности, даже если он дежурит на вахте в ведомственной поликлинике. Вряд ли можно придумать большее искушение, чем всемогущество и анонимность.

Мы попытались выяснить, какие преступления сегодня наиболее характерны для сотрудников органов и насколько неотвратимо для них наказание.

Вороватые и буйные прапорщики

Официальные данные о преступности в спецслужбах закрыты, и чтобы составить картину, приходится опираться на сведения о приговорах судов, которые находятся в открытом доступе.

В 90-е годы одним из самых распространенных преступлений в этой среде была подделка пенсионных удостоверений. С ними обычно ловили сотрудников ФАПСИ и ФСО. Например, в августе 1996 года в троллейбусе на Сущевском валу был задержан главный специалист научно-технического центра ФАПСИ с поддельным пенсионным удостоверением. В том же году на Мосфильмовской остановили женщину — специалиста ФСО — также с поддельным пенсионным. Видимо, такие формы принимала тогда маргинализация спецслужб из-за низких зарплат и общей потери ориентации.

В 2000-е годы стал популярен обыкновенный разбой. Правда, на таких преступлениях в основном попадались прапорщики. Будучи начальником склада вооружения, сотрудник УФСБ Татарстана прапорщик Евсеев в марте 2006 года решил поменять 3,5 тыс. долларов с рук, но не удержался, достал пистолет и потребовал у менялы отдать ему все деньги. И хотя милиционеры задержали прапорщика на месте преступления, в суд он пошел с обвинениями лишь в незаконном хранении оружия. И получил за это 2 года условно, а через полгода судимость вообще сняли. И только через год военная прокуратура Приволжско-Уральского военного округа возбудила дело по факту разбойного нападения, за которое Евсеев и получил уже реальные три года в марте 2007-го.

В открытых приговорах по военнослужащим ФСБ встречаются и убийства. Но, как правило, фигуранты таких преступлений (о которых можно узнать) тоже не носят высоких званий. Например, в сентябре 2005 года 15 лет колонии строгого режима получил контрактник Курганского погранинститута ФСБ Алексей Тарасов. В Кургане он остановил попутку, зарезал водителя ножом, а его старенькую «Ауди» попытался продать.

Для преступности в органах характерен сюжет, когда действующий сотрудник спецслужб идет на преступление, выполняя задание бывшего коллеги, в данный момент работающего в частной компании. За это получил срок, например, сотрудник организационно-аналитического отдела УФСБ по Брянской области майор Константин Камозин, осужденный в 2005 году Московским окружным военным судом. Майор поставлял информацию о людях, находившихся в оперативной разработке УФСБ, руководителю местного ЧОПа Клепальченко, бывшему сотруднику ФСБ. Майору повезло — за разглашение сведений, составляющих гостайну, он получил всего три года условно. Раскаялся.

Часто действующие и бывшие объединяются, чтобы пощипать коммерсантов. В июне 2005 года Новосибирский областной суд приговорил к 4 годам лишения свободы условно бывшего заместителя начальника оперативно-разыскного бюро по экономическим и налоговым преступлениям при ГУ МВД по СФО полковника Юрия Савченко, признав его виновным в покушении на мошенничество в крупном размере. Его пособника Александра Шестака, офицера резерва ФСБ, отвечавшего в компании «Марта-М» за вопросы безопасности, приговорили к 3 годам условно. В 2004 году ГУВД Новосибирской области проводило в этой компании налоговую проверку. Резервист ФСБ Шестак сообщил руководству, что может посодействовать в прекращении проверки, для чего надо передать полковнику МВД Савченко 200 тыс. долларов. Но комбинация не удалась, и в суд они пошли как подельники.

Коррупция — бич отечественных госорганов — процветает и в спецслужбах, но до суда такие дела доходят очень редко. И, как правило, в том случае, когда фигурант не носит больших звезд на погонах. Старшего лейтенанта ФСБ Евгения Хамазина Дальневосточный окружной военный суд 3 февраля 2006 года признал виновным в получении взятки за бездействие и неисполнение приказа начальника, причинившее существенный вред интересам службы. Жадность подвела старшего лейтенанта в тот момент, когда командир назначил его старшим группы по охране судна, задержанного за незаконный вылов краба в порту Корсаков. По просьбе одного из матросов и за 5 тыс. долларов Хамазин разрешил сбросить часть арестованного краба (7 тонн) в море. После кассации старший лейтенант получил 3 года и 2 месяца лишения свободы условно.

Если опираться на доступные данные, то создается впечатление, что сотрудники спецслужб совершают преступления только как обычные военнослужащие. В этих делах прапорщик Минобороны ничем не отличается от прапорщика ФАПСИ или ФСО — и тот и другой сидят за забором в своих в/ч. Главная военная прокуратура позволяет себе в публичных заявлениях упомянуть лишь о преступности среди пограничников. Но не в абсолютных цифрах, а так, как это сделано в пресс-релизе ГВП за март 2006 года: «В текущем году был снижен уровень преступности… в войсках погранслужбы ФСБ России на 16,2%, во внутренних войсках МВД России на 8,1%».

Практически не обнародуются данные о преступлениях оперативных работников и следователей, а ведь именно они обладают правом на ведение оперативно-разыскной деятельности, что дает им намного больше возможностей, чем имеют армейские офицеры.

При этом роль сотрудников спецслужб в коррумпированных схемах столь обширна и непрозрачна (даже в случае возникновения скандала уголовные дела не возбуждаются, а проколовшиеся просто уходят в отставку), что не поддается серьезному статистическому анализу.

Вся эта странная и не отражающая действительность картина, когда преступники в органах — это только вороватые или буйные прапорщики, не в последнюю очередь складывается благодаря специфической системе расследования преступлений, совершенных сотрудниками спецслужб.

Система раскрытия преступлений

Главный принцип — спецслужба никогда не позволит расследовать действия собственного сотрудника без участия в этом своего подразделения, обычно эту роль играет служба собственной безопасности. Если оперативник МВД вышел на преступную группу, в которой засветились сотрудники органов, он обязан поставить в известность руководство спецслужбы.

Даже для задержания предполагаемого преступника в погонах создаются совместные оперативные группы. Например, в 1998 году брать прапорщика Службы внешней разведки Александра Рабомызого, застрелившего накануне из «вальтера» соседа-сослуживца по СВР, помимо сотрудников ОВД и управления угрозыска ГУВД Москвы, выезжала и группа из Центра собственной безопасности СВР. В 2000 году за кражу кабеля правительственной связи из бункера под зданием МГУ сотрудников ФАПСИ задерживали, кроме оперов из местного ОВД, еще и люди из УСБ ФАПСИ.

Если же сотрудник был задержан за незначительное преступление прямо на месте, то в двух случаях из трех его отдадут родному ведомству.

Например, в 1997 году сотрудник ФСО Александр Астраханцев, будучи пьяным, ударил соседа по вагону метро газовым пистолетом по голове. Хулигана, как и положено, поначалу задержали милиционеры, а потом передали представителям ФСО. В 2002 году лейтенант ФАПСИ Алексей Кочетков пошел к соседу и выстрелил ему в голову из газового пистолета. Дома его задержали сотрудники местного ОВД, которые передали Кочеткова руководству спецслужбы.

Эпоха создания служб собственной безопасности внутри силовых ведомств началась в 90-е годы, когда на волне создания новых структур удалось убедить президента, что лучше всего спецслужбу будет контролировать только она сама. В результате генералы смогли передохнуть после тяжелых условий советского периода, когда контроль над их ведомствами был несравнимо жестче: КГБ контролировал МВД и ГРУ, а за чистотой рядов чекистов следило специальное управление в прокуратуре и органы партийного контроля.

В результате некоторые спецслужбы, как ФАПСИ и ГРУ, смогли сузить даже полномочия прокурорского надзора. Согласно приказу генпрокурора Устинова от 25 апреля 2000 года, прокуроры могут «в ходе надзорных мероприятий в органах внешней разведки Министерства обороны РФ и Федерального агентства правительственной связи и информации… изучать только те оперативно-служебные документы, которые заведены в связи с обеспечением собственной безопасности указанных органов».

Контрразведка тоже не смогла удержаться от соблазна и последовала за коллегами. Служба собственной безопасности у предшественника ФСБ — Министерства безопасности — появилась в 1992 году. Сейчас она называется УСБ (Управление собственной безопасности).

Создавая подразделения собственной безопасности, силовые ведомства в первую очередь хотели оградить себя от внешнего контроля, а проблему преступности в своих рядах надеялись решить, набирая в эти структуры самые проверенные кадры. За скобками остался вопрос: что делать, если преступником окажется сотрудник самого УСБ? Видимо, поэтому и здесь не удалось избежать коррупционных скандалов.

Вспомним хоть дело Владимира Ганеева, начальника службы собственной безопасности МЧС, который оказался лидером банды милиционеров, крышевавших столичные казино и рестораны, и был задержан в июне 2003 года в рамках «борьбы с оборотнями в погонах». В сентябре того же года были задержаны несколько сотрудников Госнаркоконтроля и подполковник УСБ МВД Сергей Семенов (о расследовании дела не сообщалось). А в декабре 2006 года в Астрахани был арестован с 91 кг черной икры начальник УСБ УВД Астраханской области полковник Валерий Малов.

Между тем ФСБ давно воюет против существования служб собственной безопасности в других силовых структурах. Еще с середины 90-х ФСБ пыталась восстановить советский принцип особых отделов, что поставило бы другие силовые ведомства под контроль Лубянки.

Для борьбы с этим разбродом в ФСБ была создана параллельная структура контроля за силовыми ведомствами — так называемое Управление «М» (Управление по контрразведывательному обеспечению МВД, Минюста и МЧС). В результате за сотрудниками милиции, например, надзирает как свой Департамент собственной безопасности (ДСБ МВД), так и оперативники Управления «М». Правда, на борьбе с коррупцией это почти не отразилось и имело отношение только к разборкам между силовиками. Последняя утечка о перераспределении полномочий между ними случилась в июле 2005 года, когда МВД собиралось забрать у ФСБ функции по борьбе с экономическими преступлениями, а ФСБ взамен отдать контроль за деятельностью правоохранительных структур. При этом ДСБ МВД планировалось ликвидировать. Схема вполне логичная — лояльность МВД обеспечит внешний аудит со стороны ФСБ, а лояльность самой ФСБ будет гарантировать отсутствие у нее прав заниматься экономической безопасностью, в данном случае — крышеванием.

Но победила не эта, а слегка доработанная схема. По случайному стечению обстоятельств выгодная ФСБ. Служба экономической безопасности так и осталась внутри ФСБ, а на пост начальника Департамента собственной безопасности МВД в апреле 2006 года был назначен Юрий Драгунцов, который с апреля 2004 по март 2006 года занимал должность заместителя начальника того самого Управления «М» ФСБ.

Правда, оказалось, что коррупция в подразделениях собственной безопасности, на которую ссылалась ФСБ, добиваясь контроля над другими силовиками, существует и на Лубянке.

Почему-то очень многие коррупционные скандалы в ФСБ в последнее время затрагивают именно Управление собственной безопасности этой спецслужбы. Возглавлявший в начале 2000-х УСБ Владимир Анисимов был бесславно отставлен в 2005 году уже с должности замдиректора ФСБ, причем СМИ писали, что причиной стала нечистоплотность генерала.

Сергей Шишин, который руководил этим управлением после Анисимова, возвысился до заместителя директора ФСБ, но был уволен осенью 2006 года, и тоже в связи с обвинениями в коррупции — по делу о контрабанде мебели компанией «Три кита». Его наследник на посту начальника УСБ ФСБ Александр Купряжкин потерял свою должность вместе с Шишиным из-за того же скандала.

Таким образом, три начальника Управления собственной безопасности ФСБ, возглавлявшие эту структуру при Владимире Путине один за другим, оказались людьми с подмоченной репутацией. Правило вышло без исключений.

Правда, судя по принятым законодателями мерам, это могут быть последние скандалы в органах.

И система сокрытия

Засекречивание информации о преступлениях сотрудников спецслужб началось в 2000-е годы. Вначале из сводок преступлений ГУВД Москвы стали исчезать указания на ведомственную принадлежность задержанных сотрудников спецслужб. Только по упоминанию привлеченных к их задержанию служб можно было догадаться, что преступники — тоже из органов.

Например, в июле 2000 года в столице поймали трех вымогателей (двух братьев Сикорских и Олега Майорова), пытавшихся выбить из коммерсанта 97 тыс. долларов. В сводке они прошли как «военнослужащие в/ч», и лишь потому, что в их задержании, кроме оперативников РУБОПа, участвовали сотрудники 4-го отдела УСБ ФАПСИ, можно было понять, в каком ведомстве служили преступники в погонах.

Но большая часть преступлений, совершенных сотрудниками спецслужб, остается скрытой от всех из-за другого порочного приема: увольнять проштрафившихся сотрудников задним числом. Очень удобно для сохранения чести мундира: в уголовных делах вместо военнослужащих ФСБ, ФСО и др. фигурируют «временно неработающие».

При этом если сотрудник спецслужбы сам оказывается в роли пострадавшего, то его должность и место работы указываются без всяких тайн. Например, в апреле 2006 года в милицию обратилась гражданка А. с заявлением о краже в квартире ее родителей. Она сообщила, что ее отец «работает в СВР советником и представителем в республике Тунис» (его данные в сводке указаны полностью).

К сожалению, позднее практика утаивать ведомственную принадлежность перекинулась на военную прокуратуру и военные суды. Если еще в 2003 году Московский военный окружной суд не скрывал, что осужденный за госизмену отставной полковник Александр Запорожский служил в СВР, а получивший по той же статье в 2004 году 10 лет лишения свободы подполковник Игорь Вялков был офицером погранслужбы ФСБ, то в последние два года правила ужесточились.

В августе 2006 года 13 лет за шпионаж в пользу британской разведки получил полковник спецслужб Сергей Скрипаль, но из какой именно он спецслужбы, не раскрывалось. В марте 2007 года тоже за шпионаж был осужден на 12 лет полковник запаса Валентин Шабатуров, но где служил полковник, осталось покрыто мраком.

Непрозрачности уголовных дел против сотрудников спецслужб способствует особая организация судебных процессов — закрытый режим слушаний и бесплатные адвокаты, услугами которых за отсутствием средств часто вынуждены пользоваться обвиняемые офицеры.

Ведь у любого гражданского человека, даже обвиняемого в передаче сведений иностранным разведкам, есть хоть какая-то возможность предать гласности свою позицию. Хоть «шпионские» процессы и засекречиваются, информация все равно просачивается сквозь лефортовские стены. Все-таки о процессах против ученых Сутягина и Данилова общество узнало достаточно.

Совсем другая ситуация, если за шпионаж арестован человек системы. Самый характерный пример — суд над подполковником Игорем Вялковым, который был осужден за шпионаж в пользу Эстонии. Его дело слушалось летом 2004 года, причем не просто в закрытом режиме, а на выездной сессии, то есть в самой Лефортовской тюрьме.

Прямо на первом заседании суда Вялков взбунтовался и заявил отвод двум своим адвокатам — Омару Ахмедову и Елене Лебедевой-Романовой. Однако демарш подсудимого не увенчался успехом, так как судья Евгений Зубов отказался удовлетворить его протест. Вместо этого судья назначил Вялкову третьего адвоката — Светлану Уткину, которая тогда работала в одной коллегии с Лебедевой-Романовой.

Протест подсудимого понять можно: ведь адвокат Омар Ахмедов не первый день работает со Следственным управлением ФСБ. И в дело Вялкова он вступил по официальному запросу ФСБ, так же как и Елена Лебедева-Романова, подключившаяся к делу чуть позже.

В 2004 году Омар Ахмедов представлял интересы одного из катарских борцов, которых ФСБ посадила в Лефортово в ответ на арест наших офицеров в Дохе. Когда борцов после поднявшейся шумихи освободили, Ахмедов заявил, что у катарцев никаких претензий к следствию не возникло, хотя, оказавшись на свободе, в интервью журналистам борцы выражали по поводу случившегося только возмущение и гнев. Естественно, что такие адвокаты не заинтересованы в том, чтобы представлять свою позицию публично.

В 2006 году засекречивание ведомственной принадлежности преступников в погонах закрепили законодательно. 11 февраля 2006 года Владимир Путин утвердил новый «Перечень сведений, отнесенных к государственной тайне». В старом перечне было 87 пунктов, в новом стало 113. При этом в нашем случае важны пункты 90 — 92. Мы вынуждены цитировать их дословно. Пункт 90: «Сведения, раскрывающие принадлежность конкретных лиц к кадровому составу органов внешней разведки России», пункт 91: «Сведения, раскрывающие принадлежность конкретных лиц к кадровому составу органов контрразведки», и пункт 92: «Сведения, раскрывающие принадлежность конкретных лиц к кадровому составу подразделений по борьбе с организованной преступностью, специальным оперативным подразделениям».

Эти пункты внесли, видимо, чтобы не раскрыть ненароком имя прапорщика ФСБ, выдающего пропуска в приемной на Кузнецком мосту, но они сразу же превратились в инструмент тотального засекречивания картины преступлений внутри спецслужб. В этом мы убедились на собственном опыте.

Готовя этот материал, мы направили официальный запрос в Главную военную прокуратуру с просьбой предоставить статистику по уголовным делам, расследованным ГВП, по которым в качестве обвиняемых проходили военнослужащие ФСБ, ФСО и СВР. При этом мы не просили раскрывать их фамилии или рассказывать об обстоятельствах дел, только характер преступлений и их количество. В ответ пришло письмо от помощника главного военного прокурора Михаила Яненко, который указал, что «запрашиваемая информация в соответствии с п. 3 ч. 2 ст. 4 Закона о гостайне и п.п. 90 — 92 Перечня сведений, отнесенных к гостайне (те самые пункты, которые мы цитировали. — Прим. авторов)… составляют государственную тайну, в связи с чем предоставлена быть не может».

Мы также обратились с запросом и в Московский окружной военный суд, попросив дать статистику по приговорам суда в отношении сотрудников спецслужб. На это председатель суда генерал-лейтенант юстиции Александр Безнасюк ответил «Новой», что «интересующие вас статистические данные о судимости в Московском военном округе военнослужащих ФСБ, ФСО и СВР являются сведениями, имеющими гриф «Совершенно секретно». Генерал Безнасюк пояснил, что «в соответствии с ведомственными нормативными правовыми актами, регулирующими порядок ведения секретного делопроизводства, сотрудники суда, допущенные к пользованию указанными материалами, не вправе разглашать их лицам, не имеющим соответствующей формы допуска».

По странному стечению обстоятельств наш запрос совпал с изменениями в работе пресс-службы суда. Как с горечью сообщили нам ее сотрудники, теперь им нельзя самим отвечать на запросы журналистов: по всем вопросам следует консультироваться с военной коллегией Верховного суда.

Опубликовано в "Новой газете" 7.05.2007