Бернард Льюис
Что не так? Путь Запада и Ближнего Востока: прогресс и традиционализм
Заключение
В течение XX в. Ближнему Востоку и всем исламским странам стало
совершенно ясно: что-то действительно происходит не так. По сравнению со
своим вечным соперником, христианским ми-ром, мир ислама стал беднее,
слабее и невежественнее. В XIX и XX вв. преобладание Запада сделалось
очевидным для всех, Запад вторгся во все аспекты жизни мусульманина,
общественные и, что еще болезненнее, частные.
Модернизаторы, реформаторы или революционеры сосредоточили свои
усилия на трех главных направлениях: военном, экономическом и
политическом. Полученные результаты были, мягко говоря, удручающими.
Вместо победы обновленные вооруженные силы принесли серию унизительных
поражений. Вместо процветания и развития некоторые страны погрязли в
нищете и коррупции, их экономика испытывает либо постоянную потребность в
помощи извне, либо нездоровую зависимость от единственного ресурса —
нефти. И даже поиски, добыча и применение нефти не обошлись без западной
изобретательности и предприимчивости. Рано или поздно эти запасы будут
исчерпаны, а сама нефть заменена другими источниками энергии, скорее
всего, альтернативными, так как международное сообщество осознает
опасность загрязнения топливными отходами земли, моря и воздуха при
использовании или транспортировке нефти, а также зависимость мировой
экономики от клики капризных автократов. Хуже всего был политический
рёзультат: долгая борьба за свободу оставила цепочку обшарпанных тираний
— от традиционной автократии до новомодной диктатуры, современных
только с точки зрения их аппарата репрессий и индоктринации.
Многие средства были испробованы: оружие и фабрики, школы и
парламенты, но желаемая цель так и не была достигнута. Кое-где наступило
некоторое облегчение, и даже какие-то группы населения получили
определенные ограниченные блага. Но развитие дисбаланса между исламским и
западным мирами ни ликвидировано, ни остановлено не было.
Худшее еще предстояло. Хотя достаточно и того, что после веков славы и
богатства мусульмане утратили лидерство, которым обладали по праву,
почувствовали себя слабыми и бедными и теперь плелись в хвосте у Запада.
Двадцатое столетие, особенно его вторая половина, принесло еще большие
унижения — чувство того, что они уже даже не в первых рядах следующих за
Западом, а отстали и от более удачливых вестернизаторов, особенно в
Восточной Азии. Подъем Японии был одновременно и стимулом, и укором.
Последующие успехи новых экономик в Азии были только укором. Гордые
наследники древних цивилизаций смирились с наймом западных фирм для
выполнения задач, которые собственным специалистам и техникам
оказывались явно не по силам. В наши дни стали приглашать подрядчиков и
технических специалистов из Кореи, а она сама совсем недавно вырвалась
из-под колониального владения Японии. Догонять — это само по себе плохо,
но плестись позади всех гораздо хуже. По всем стандартам современного
мира экономическое развитие и создание рабочих мест, грамотность и
образовательные и научные достижения, политические свободы и уважение
прав человека — все то, что когда-то было мощной цивилизацией, пришло в
упадок.
«Кто виноват в этом?» — это общая человеческая реакция на ухудшение
ситуации. На Ближнем Востоке и в прошлом, и в настоящем многие
задавались этим вопросом. И находили разные ответы. Обычно проще и
всегда приятнее винить других в своих бедах. В течение длительного
времени любимым объектом для обвинений были монголы: монгольские
вторжения XIII в. считались причиной упадка власти мусульман и исламской
цивилизации, продолжающегося ослабления и стагнации. Но через некоторое
время историки, мусульманские и не только, указали на два недостатка
этого аргумента. Первый: часть величайших культурных достижений
мусульманских народов, особенно в Иране, имели место после, а не до
монгольских завоеваний. Второй (с ним труднее согласиться, но тем не
менее он неопровержим): монголы победили империю, которая уже была
критически ослаблена. Действительно нелегко понять, как некогда
могущественная империя халифов сдалась бы на милость орд кочевников,
пришедших из степей Восточной Азии.
Подъем национализма, тоже позаимствованный из Европы, породил новые
представления. Арабы могли обвинять в своих бедствиях турок, правивших
ими в течение многих веков[1].
Турки могли обвинять в застое своей цивилизации тяжелый груз арабского
прошлого, подавлявший творческую энергию турецкого народа. Персы могли
винить арабов, турок и монголов в утрате своей древней славы.
В период французского и британского господства в арабском мире
(ХIХ-ХХ вв.) появился еще один козел отпущения — западный империализм.
На Ближнем Востоке были на то причины. Политическое господство и
политическое проникновение, а также самое длительное, глубокое и
коварное культурное влияние Запада изменили лицо региона и
трансформировали жизнь его народов, развернув ее в новом направлении,
дали новые надежды и опасения, породили новые угрозы и ожидания,
беспрецедентные в их собственном культурном прошлом.
Но англо-французская интерлюдия была сравнительно короткой и
завершилась примерно полвека назад; изменения к худшему обнаружились
задолго до ее начала и продолжались после ее окончания. Неизбежно роль
злодея и другие функции лидерства Запада перешли к Соединенным Штатам.
Попытка переложить вину на Америку получила значительную поддержку, но
по тем же причинам, что и в случае с Британией и Францией, остается
неубедительной. Англо-французское правление и американское влияние, как и
монгольские завоевания, были следствием, а не причиной внутренней
слабости ближневосточных государств и обществ. Некоторые наблюдатели как
в регионе, так и за его пределами указывали на различия в постимперском
развитии бывших британских владений, например между Аденом на Ближнем
Востоке и такими городами, как Сингапур и Гонконг, или между различными
странами, когда-то входившими в состав Британской империи в Индии.
Другой европейский вклад в эти дебаты — антисемитизм и обвинения
евреев во всех грехах. Евреи в традиционном исламском обществе
испытывали обычные ограничения и иногда опасности статуса меньшинства. В
целом же, до того как появилась и распространилась западная терпимость в
XVII и XVIII вв., им лучше жилось под правлением мусульман, чем
христиан.
За редким исключением, там, где в исламской традиции существовали
враждебные стереотипы евреев, отношение к ним было скорее презрительное и
попустительское, чем подозрительное или агрессивное. Поэтому события
1948 г. стали шоком: вооруженные силы пяти арабских государств не смогли
предотвратить образование полумиллионного еврейского государства на
остатках британского мандата в Палестине. Как в то время отмечали
обозреватели, поражение от большой европейской державы было бы ужасно,
но еще хуже поражение, нанесенное группой презренных евреев, — это
непереносимое унижение. Антисемитизм и демонизированное изображение
еврея — плетущего заговоры злобного монстра — стали успокоительным
средством.
Первые откровенно антисемитские высказывания появились на Ближнем
Востоке среди христианских меньшинств, и их источник обычно
прослеживается — европейцы. Их влияние было невелико, например, во время
процесса над Дрейфусом во Франции, когда офицера-еврея несправедливо
обвинили и осудили враждебно настроенным судом, комментарии мусульман
обычно выражали чувство поддержки в адрес преследуемого еврея, а не его
христианских гонителей. Но яд продолжал проникать дальше, и с 1933 г.
нацистская Германия и ее сторонники приложили согласованные усилия по
успешному продвижению и распространению в арабском мире антисемитизма в
европейском духе. Борьба за Палестину в большой мере облегчила принятие
антисемитских трактовок истории и привела к тому, что все зло на Ближнем
Востоке и вообще в мире стали приписывать секретным заговорам евреев.
Такие толкования преобладали в регионе — в публичных высказываниях,
образовательных учреждениях, прессе и даже на развлекательных
мероприятиях.
Еще одна часть еврейского компонента, основывающаяся скорее на
реальной действительности, чем на фантазиях, возможно, гораздо
влиятельнее. Современное израильское государство и общество построены
евреями, пришедшими из христианского и исламского мира, то есть, с одной
стороны, из Европы и Америки, с другой — с Ближнего Востока и из
Се-верной Африки. Иудаизм, или даже более широко — еврейство, является
религией в полном смысле слова: система веры и поклонения, мораль и
образ жизни, комплекс социальных и культурных ценностей и обычаев. Но
еще сравнительно недавно у евреев не было никакой политической роли, и
даже в последнее время эта роль ограничивалась несколькими странами.
Поэтому нет специфически еврейской политической и общественной культуры
или традиции. Воспоминания о прошлом слишком немногочисленны, недавний
опыт невелик. Между развалом древнееврейского царства и созданием
современной еврейской республики евреи были частью — можно сказать,
субкультурой — более крупных обществ, в которых они жили, и даже их
собственные организации и традиции отражали структуру и традиции этих
обществ. В течение четырнадцати веков подавляющее большинство евреев
проживало в христианских или исламских странах, и они во многих
отношениях были составной частью этих цивилизаций. Евреи, создавшие
Израиль, неизбежно принесли с собой многие политические и общественные
стандарты и ценности, привычки и мнения из стран, где они жили: с одной
стороны — то, что мы обычно называем христианско-иудейской традицией, с
другой — то, что мы уверенно можем назвать традицией иудейско-исламской.
В современном Израиле обе традиции встретились и все чаще
сталкиваются. Разногласия проявляются на общественном, религиозном,
этническом и даже партийно-политическом уровне. Но во многих случаях мы
видим столкновение между христианством и исламом, странным образом
представленными бывшими еврейскими меньшинствами, которые отражают в
миниатюре и силу, и слабость двух цивилизаций, частью которых они были.
Конфликт, сосуществование или комбинация двух традиций внутри одного
небольшого государства с единой религией, общим гражданством и
этнической принадлежностью должны казаться поучительными. Для Израиля
этот вопрос может иметь экзистенциальное значение, поскольку выживание
государства, окруженного много-численными и хорошо вооруженными
соседями, отвергающими его право на существование, во многом зависит от
того аспекта его устройства, который укоренен в западной цивилизации.
Иногда приводится аргумент о том, что причиной изменившегося баланса
между Востоком и Западом является не упадок Ближнего Востока, а резкий
подъем Запада: Великие географические открытия, научное движение,
технологическая, индустриальная и политическая революция,
преобразовавшие Запад и в огромной мере повлиявшие на создание его
благосостояния и укрепление его власти. Но такого рода переакцентировки
не дают ответов на вопросы, они просто их переформулируют: почему
первооткрыватели Америки отправились на атлантическое побережье из
испанского, а не мусульманского порта, хотя такие попытки действительно
предпринимались ранее? Почему масса великих научных открытий была
сделана в Европе, а не в более богатом, развитом и во многих отношениях
более просвещенном мире ислама, как можно было бы ожидать?
Изощренная игра в поиски виноватого нацелена и на основы самого
мусульманского общества. Одной из них является религия, то есть ислам.
Но обвинять ислам обычно опасно, да и выходит не очень убедительно, а
потому такое редко случается. Большую часть Средневековья ни старые
культуры Востока, ни новые культуры Запада не были центрами цивилизации и
прогресса, ислам же был. Именно там заново открывались и получали
развитие старые науки и создавались новые, возникали новые отрасли
хозяйства и фабрики, а торговля достигла беспрецедентного уровня. Именно
там правительства и общества добились определенной степени свободы
мысли и самовыражения, что привело туда преследуемых евреев и
диссидентов-христиан. Средневековый исламский мир предлагал невысокую
степень свободы по сравнению с современными идеалами и даже современной
практикой в развитых демократиях, но тем не менее большую, чем его
предшественники, современники и даже многие преемники.
Часто говорят о том, что если ислам является препятствием для
свободы, науки и экономического раз— вития, как же могло мусульманское
общество быть в прошлом пионером во всех трех областях, и это
происходило в то время, когда мусульмане были гораздо ближе к истокам и
откровениям своей веры, чем сейчас? Некоторые поставили вопрос
по-другому: не что ислам сделал с мусульманами, а что мусульмане сделали
с исламом? И ответили на него, возложив вину на отдельных наставников,
доктрины и группы.
Что касается тех, кто сейчас известен как исламисты или
фундаменталисты, то неудачи и недостатки современных исламских стран они
объясняют отрицательным влиянием, оказанным чуждыми понятиями и
обычаями. Отход от истинного ислама повлек за собой утрату былого
величия. Те, кого называют модернизаторами или реформаторами,
придерживаются противоположных взглядов и видят причину этой утраты не в
отступлении от прежних обычаев, а в их сохранении, и особенно в
негибкости вездесущего исламского духовенства, которое ответственно за
упорство в убеждениях и обычаях, бывших, возможно, созидательными и
прогрессивными тысячу лет назад, но не являющихся таковыми сегодня.
Обычная тактика сторонников модернизации не в осуждении религии, а тем
более ислама, но в осуждении фанатизма. Фанатизму, и в частности лидерам
религиозных фанатиков, приписывают удушение когда-то великой исламской
науки и в целом свободы мысли и самовыражения.
Более распространенный подход к теме — говорить не о религии в целом,
а об особой проблеме: месте религии и ее профессиональных
представителей в политическом устройстве. В этом случае главными
причинами прогресса Запада оказываются разделение церкви и государства и
создание гражданского общества, управляемого светскими законами. В
качестве едва ли не главных причин отставания исламского общества
называются также мусульманский расизм по сексуальному признаку и
подчиненное положение женщин, что лишает исламский мир талантов и
энергии половины его народа, при этом оставляя вторую половину на
воспитании у неграмотных и забитых матерей. Продукты такого воспитания,
как полагают, скорее всего вырастут или слишком самоуверенными, или
слишком покладистыми, не готовыми к жизни в свободном, открытом
обществе. Послушать их, так успех или неудача светской части населения и
феминисток будет ведущим фактором будущего развития Ближнего Востока.
Причины болезненной асимметрии между Ближним Востоком и Западом
искали в самых разных обстоятельствах: в истощении запасов драгоценных
металлов, совпавшем с открытием и разработкой европейцами других
источников в Новом Свете; в браках между близкими родственниками,
например между двоюродными братьями и сестрами, особенно в сельской
местности; в нашествии коз, которые обгладывали кору с деревьев и
уничтожали траву на пастбищах, превращая плодородные земли в пустыни.
Указывали также на не использование колесного транспорта на Ближнем
Востоке в Новое время как причину или симптом чего-то неладного. Хорошо
известный в античные времена колесный транспорт стал редкостью в Средние
века и был таковым до тех пор, пока не появился еще раз под европейским
влиянием или в период европейского господства. Западные путешественники
отмечали его отсутствие на Ближнем Востоке, ближневосточные — его
присутствие на Западе.
В определенном смысле так проявлялся симптом более серьезной
проблемы. Телега велика и относительно дорога для крестьянина. Ее трудно
спрятать и легко отнять. Там, где ни закон, ни обычай не ограничивал
произвол властей, видимое и движимое имущество было плохим объектом для
капиталовложений. Отражение страха перед хищными властями — или соседями
— можно также видеть в традиционной конструкции домов: высокие стены
без окон, входы, практически скрытые узкими коридорами, тщательное
укрывание каких-либо следов благосостояния. Распространение мощеных
дорог и колесного транспорта в Новое время не принесло решения серьезных
проблем.
О предложениях, когда-то получивших горячую поддержку, забыли. Два
ведущих движения XX в. — социализм и национализм. Оба были
дискредитированы: один — своими неудачами, другой — своими успехами,
оказавшимися впоследствии неэффективными. Свобода, понятая как
независимость, считалась великим талисманом, который принесет все
остальные блага. Подавляющее большинство мусульман теперь живут в
независимых странах, но решения проблем не случилось. Незаконнорожденное
потомство обеих идеологий — национальный социализм; он до сих пор жив в
некоторых странах, где сохранились диктатура и обширный и вездесущий
аппарат безопасности или однопартийная система. Эти режимы также не
смогли пройти через все испытания, выжили, но не принесли обещанных
благ. Более того, их инфраструктуры очень устарели, их вооруженные силы
предназначены прежде всего для террора и репрессий.
В настоящее время два ответа на поставленный вопрос завоевывают
широкую поддержку в регионе, каждый предлагает свой диагноз и
прописывает свое средство для изменения ситуации. Первый, усматривающий
все зло в отказе от божественного наследия ислама, защищает возврат к
реальному или воображаемому прошлому. Это путь иранской революции и так
называемых фундаменталистских движений и режимов в других мусульманских
странах. Другой предлагает путь светской демократии, лучше всего
воплощенной в Турецкой республике, основанной Кемалем Ататюрком.
Тем временем игра в поиски виноватого — турки, монголы, империалисты,
евреи или американцы — продолжается, и конца ей не видно. Для
правительств репрессивных и неэффективных, управляющих сейчас большей
частью Ближнего Востока, эта игра служит полезным, даже существенным
средством объяснения причин бедности, которую они не смогли
ликвидировать, и оправданием тирании, которую они только усилили. Так
они пытаются направить растущий гнев своих несчастных граждан на другие,
внешние цели.
Но для все большего числа жителей Ближнего Востока подобный подход
уступает место самокритике. Вопрос «Кто сделал это с нами?» породил
только невротические фантазии и теории заговора. Другой вопрос — «Что мы
сделали не так?» — естественно ведет к следующему вопросу: «Как нам
исправить положение?». И в нем самом, и в различных ответах на него
кроются лучшие надежды на будущее.
Если народы Ближнего Востока продолжат движение по существующему
пути, то «террорист-самоубийца» станет метафорой для всего региона и не
будет выхода из направленной вниз спирали ненависти и презрения, ярости и
жалости к себе, бедности и угнетения, что рано или поздно завершится
еще одним враждебным правлением, может быть Европы, обратившейся к
старым методам, или возродившейся России, или другой, новой,
расширяющейся на Востоке сверхдержавы. Если Ближний Восток сможет
отказаться от вражды и жертв, уладить свои разногласия, объединить свои
таланты, энергию и ресурсы для общего процесса созидания, тогда он еще
раз станет, теперь уже в наше время, как и во времена античности и
Средние века, одним из главных центров цивилизации. Пока еще не поздно
сделать выбор самостоятельно.
[1]
Эта точка зрения не разделялась Ибн Халдуном (1332-1400), который
считается величайшим арабским историком. Для него приход турок был
проявлением благодатной заботы Бога о мусульманах, и он принес им силу и
обновление во времена слабости и упадка.
|
|
|
Комментарии
Отправить комментарий