Cingiz Hüseynov: "Quran ayələrinin izi ilə"
Чингиз Гусейнов: "По следам коранических айатов, или Глас вопиющего в пустыне"
Чингиз Гусейнов: "По следам коранических айатов, или Глас вопиющего в пустыне"
На земле существуют в многообразии ответвлений монотеистические религии: иудейская, христианство и ислам, и все вместе, восходящие к единому источнику – Праотцу Аврааму, получили определение авраамические.
Начало единобожия коренится в недрах великой многовековой иудейской культуры, многокнижной иудейской веры.
Более чем через три тысячи лет в ней вызрело христианство, образовав поначалу иудео-христианство, явление скорее культурно-историческое, нежели религиозное, точнее, как важная составляющая иудейской веры – явление Мессии, чему призвана была служить Библия, составленная христианами из двух частей: отдельных книг иудейства под общим называнием Ветхий Завет, не принятого, однако, как и вся Библия, иудеями, и Нового Завета. Впоследствии христианство откололось от своей первоосновы, стало ей противостоять. Было принято новое летоисчисление от Р.Х., Рождества Христова, или нашей эры, которым значительная часть человечества ныне пользуется.
Через пять тысячелетий после веры иудеев и семь столетий после христианства возникла в мире третья авраамическая ветвь – ислам. К Корану вполне может быть применима трактовка христианами книг Библии, которые явлены через движимых Духом Святым «богодухновенных людей», чьи голоса были голосом Самого Всемогущего, что любая фраза Библии всегда значит больше, чем составляющие её слова» [1].
Ислам формировался в противостоянии, но уже к двум другим ветвям единобожия, повторив в какой-то степени опыт христианства в отношении к иудаизму. Мысль о том, что Коран, как сказано в нём, явлен для подтверждения истинности ранее ниспосланного Богом, в сущности, была потеряна. Важно при этом отметить, что Иисус был явлен исполнить, а не разрушать установления Писания, как и озвученная Мухаммедом Божья воля сводилась к подтверждению, а не отмене предыдущих книг единобожия.
Впоследствии муслимы, как называются на арабском предавшиеся единобожию, стали интерпретировать ислам не как последнюю по времени веру единобожия, а как единственную, отменяющую все прежние религии и их книги. Это обосновывалось тем, что Коран – непосредственное обращение Бога к человеку, и муслим обрёл статус единственного монотеиста. По интерпретации исламских богословов тот, кто не принимает Коран, тот, кто не желает называться муслимом, автоматически зачисляется в неверные.
Хотя авраамические ветви, развиваясь и трансформируясь, фактически отгородились в конечном итоге друг от друга, само содержание религий не даёт оснований для их противостояния, тем более вражды, ибо общность представляет собой более мощный пласт, чем расхождения: в её основе их этическое ядро – заповеди.
В одном из рассказов о Мухаммеде иудеи, дабы испытать Пророка, спросили его о десяти заповедях на скрижалях. - Дело не в счёте, ответил, важно их соблюдать: (1) не признавайте иные божества, кроме Бога; (2) не проливайте невинную кровь; (3) не прелюбодействуйте; (4) не воруйте; (5) не занимайтесь ростовщичеством, (6) колдовством; (7) не доносите; (8) не убегайте с поля боя; (9) не оговаривайте честных женщин. - Умолк. - А десятая? - спросили. - Десятая, что вы постоянно нарушаете – запреты шабата! В Коране изложены заповеди Авраама: ни одна душа не понесёт чужую ношу; каждому воздастся за ycepдие; вознаградятся добродеяния, к Богу Единому возврат кoнeчный, Он властен назначить смерть и одарить жизнью (53/37-48; ссылки по каноническому Корану: номер суры/айат).
Очевидно, противостояние религий, помимо всего прочего, является результатом как нежелания считаться с потребностями и реалиями современности, так и в значительной степени жёстким диктатом исторического прошлого с его крестовыми походами, инквизицией, экспансией ислама. В этом контексте исключительно важна уникальная деятельность двух Пап – Папы Римского Иоанна-Павла II, который впервые в истории христианства принёс извинения иудеям, назвав их старшими братьями по вере, молился в знак примирения с мусульманами в мечети, а Папа Франциск I заявил, что «внутри каждого христианина сидит еврей», что ежедневно он молится словами псалмов Давида как еврей, потом совершает обряд евхаристии как христианин. Что в основе любого религиозного фундаментализма лежит насилие, а насилие во имя Бога – абсурд [2] . Метафора о братьях в той же мере и значении могла бы быть применима к мусульманам – младшим братьям иудеев и христиан.
Честно признаюсь, мне не кажется, что эти идеи надо доказывать, для меня они очевидны, но, как всегда происходит в жизни, мои личные переживания заставили к ним обратиться.
Из собственного опыта
Так сложилось, что уже три десятка лет, начиная с 80-х годов, я иду по стопам строк-айатов Корана, впервые прочитанного как исторический памятник в начале оттепели, середине 50-х [3] , когда в безбожные советские годы был издан, но приобрести можно было по списку-ходатайству с места работы, и восторг вызвали яркие поэтические айаты, стилистика потока сознания. Тогда же - и потрясение от прочитанной на подмосковной даче, которую летом снимали, Библии, изданной, естественно, до революции, хозяева прятали.
Возвращение к Корану, уже осмысленное, возникло в перестройку и связано со всплеском этнических противостояний и войн в форме чуть ли не религиозных. Тогда родилась потребность написать роман-протест о преемственности авраамических религий, против понимания ислама как веры варваров, но ещё больше – для резкой отповеди террору, который стал твориться именем Аллаха, он же – Всевышний.
В начале нынешнего века собрались в Москве культурологи и религиоведы, чтобы поговорить об интерпретации сакральных текстов, профетических, пророческих, понимая под этим, что они не только тексты в обычном смысле слова, а хранилища социально-исторических, духовных традиций. В духе времени были отмечены различные типы экзегеза: склонность к герменевтике, когда истолкование или интерпретация сакрального текста впрямую соотносится с опытом сегодняшнего, и тем самым происходит инверсия акта интерпретации. Герменевтика при этом сопровождается деконструкцией как способом анализа структуры, когда текст подвергается демонтажу, что ничего общего не имеет с разрушением, а, напротив, преследует цель вернуться к истокам, или, как это было в моём случае, когда для понимания логики явленного возникла потребность восстановить первоначальный порядок айатов Корана. Впрочем, подобное, но без комментариев, было проведено в середине 19-го века с английским переводом Корана, в середине 20-го с французским, начале 21-го с турецким.
Возникла при встрече идея-догадка, поддержанная культурологами и начисто отвергнутая религиоведами, что Коран, как сказано в нём, ниспосылался, прежде всего, для примирения книг монотеизма, - иначе, зачем было Богу вослед ранее ниспосланным книгам являть Коран?
Вмешательство в замысел Бога
Коран был собран при халифе Османе спустя двадцать с лишним лет после смерти пророка и тем было покончено с многими другими списками и разночтениями. Однако принцип отбора и расстановки сур оказался непродуманным, хаотичным и потому не мог не повлиять на интерпретацию Корана. Прежде всего, произошло смешение божественного и человеческого, то есть явленного Богом и произнесённого пророком: к тексту Божественной книги, в сущности, были приравнены сунны-хадисы – рассказы современников о поступках и высказываниях Мухаммеда, что заметно усилило тотальное воздействие земных обстоятельств на трактовку небесного, что, естественно, не могло не породить всяческого рода домысливания того, чего в Коране нет. Замечу попутно, что избрание халифом именно Османа было обусловлено, определено его ответом на вопрос выборщиков, что при руководстве уммой-общиной, приобретшей характер некоего государственного образования, он будет следовать Корану и Сунне. Али, второй претендент на звание халифа, назвал лишь Коран, и с тех пор пошло разделение на суннитов, то есть тех, кто приравнивает сунны к Корану, и шиитов, или партию сторонников Али; кстати, его не привлекли к составлению Корана: в его своде, который не сохранился, суры якобы располагались в хронологическом порядке, а в каноническом, утверждённом при Османе, 1-я сура стала 96-й, 2-я – 74-й, 3, 4, 5, 6-я – соответственно 68, 73, 111, 81-й и так далее.
Бог не раз предупреждает пророка в Коране, что он всего лишь увещеватель, должен повторять явленное, не обременять себя измышлениями (38/65, 86); что он нe пpopицaтeль (52/29), а передатчик идей Бога, и, ecли что либо от Нашего имени присочинит, Мы его накажем крепко, схватим за правую pyкy, pacceчём вену, питающую сердце, и нe нaйдётся никого, кто б удар Наш сумел отвратить!.. (69/44-47).
Для установления истинности воспоминаний о Мухаммеде, а это десятки томов, во много раз превосходящие по объёму собственно Коран, и собирались в течение не одного поколения, была разработана теория достоверных, а также сомнительных, или недостоверных сунн-хадисов.
Однако, высказывания Пророка, в том числе, и по разъяснению коранических аятов, переданные через кого-то или кем-то из современников, а то и их потомками, но с непременной ссылкой на первоисточник, носили зачастую характер вмешательства в явленное, договаривания и домысливания за Бога, и это не раз наблюдается в интерпретациях айатов Корана именно с опорой на хадисы.
Показательна в этом плане интерпретация предписанной муслимам молитвы в заглавной суре Фатиха [4], которая явлена 50-й в мекканскую пору: Beди нac пo дopoгe пpямoй, дopoгe тex, кoтopыx Ты облагoдeтeльcтвoвaл Своей милостью, нe тex, кoтopыe пoд гнeвoм Твоим, и нe зaблyдшиx... - гнев Бога расшифровывается как неприятие иудеев, которые поклонялись золотому тельцу, а под заблудшими имеются, де, в виду опять-таки иудеи, но и христиане тоже, не принимающие Мухаммеда как пророка и ниспосланный Коран, и это стало определяющей линией в трактовке явленных сур. Однако, в мекканскую пору Мухаммед не соприкасался ни с иудеями, ни с христианами, и потому принять или не принять Коран они никак не могли, а потому объектом гнева Бога, заблудшими, неверными были скорее всего язычники-сородичи пророка, которые его преследовали, принудив бежать из Мекки. Тенденциозная размытость важнейших понятий Корана понадобилась для разрыва с людьми Писания, иудеями и христианами, объявленными неверными.
Широко известная в Писании у иудеев и христиан заповедь, которая есть и в Коране: возлюби ближнего (42/23) трактуется как призыв видеть в ближнем Бога, Мухаммеда, людей общины, даже… близких родственников пророка [5].
Смешение божественного и человеческого отразилось на исламском законодательстве, шариате, многие положения в котором не от Корана, божественного текста, а от сунн-хадисов, и если учесть, что с ними вошли в правовое поле шариата и некоторые доисламские обычаи [6], то становится размытой не только сама структура, но и идеи Корана [7].
Нельзя не учитывать, что Мухаммед, завоевав мекканско-мединскую «землю обетованную», создал государство (в Коране ничего о том, как править государством, нет), издавал законы, вёл войны и заключал мир, вершил правосудие, действовал и как политик, реагирующий, с опорой, впрочем, на посланническую миссию, на конкретные обстоятельства времени, сполна реализовал собственную действенную волю [8]. Произошло тем самым смешение Мухаммеда-пророка, получающего Божественные повеления, отражённые в Коране, и Мухаммеда как политического и государственного деятеля с его взглядами-суждениями вне текста Корана.
Было два этапа ниспослания айатов: мекканский (610-622), призыв к единобожию, отрицание язычества, сюжеты жизни ранних, прежних пророков, когда возглашаемые Мухаммедом божественные идеи воспринимались язычниками как сказки первых, то есть иудеев и христиан; мединский (622-632), когда Мухаммед, спасаясь от расправы родичей-язычников, грозивших его убить, бежал в Йатриб-Медину и началось летосчисление хиджры, это айаты, главным образом, законоведческие.
Составители нарушили хронологию сур, качественно изменив структуру, а с нею и логику идей-предписаний Корана, дабы, очевидно, окончательно размежеваться с верованиями единобожия, преемственность с которыми составляла основу айатов мекканского периода: поздние громоздкие суры «мединского» периода, составленные путём искусственного соединения разных по времени айатов, оказались в начале, а ранние, так называемые «поэтические», короткие, ушли в конец. Вопреки широкому толкованию в мекканских айатах ислама как органической части авраамического единобожия, а муслима как монотеиста, и что Мухаммед повторяет иудеев и христианин, «О том наслышаны – то сказки первых!» (68/15), при новой композиции утвердилось представление ислама как самостоятельной веры, противостоящей не только языческому многобожию, но и иудаизму и христианству, и Аллах уже предстал как Бог ислама, а муслим-араб как единственный истинный монотеист. Вот почему актуализируется важность хронологического порядка размещения сур и айатов, помогающая объективной интерпретации Корана.
Последующее отменяет предыдущее?
Стала господствовать концепция, действующая в ортодоксальном исламе, что последующее, или «мединское», отменяет предыдущее, «мекканское». В поздние времена утвердилось противоположное: предыдущее, продиктованное небом, отменяет последующее, привязанное к земным потребностям времени. В Коране сказано: Не отменяем Мы и не велим забыть ни один ниспосланный айат, если взамен ему не являем лучший или равнозначный (2/106). Но лучший и равнозначный следует, думается, понимать не как отменяющий, ибо Бог априорно не может противоречить Самому Себе, а более чётко выраженный, уточняющий. Впрочем, обе концепции подвергают текст Бога недопустимой оценочной характеристике.
Возникшая путаница привела к тому, что утвердилось суждение, будто Коран – не книга с единым содержанием, а сумма отрывочных айатов, читаемых по случаю, в коранистике возникла ситуативная концепция, когда к каждому айату ищется причина ниспослания, привязка к обстоятельствам жизни пророка, что упростило, тотально утилизировало Божественное Слово, всеобщему был придан частный, конкретный смысл.
Айаты, зачастую совершенно ясные, интерпретируются в духе навязанной Корану конфронтации, противопоставления его всему миру, что наблюдается при трактовке нижеследующего: Ведомо лишь Богу, когда какой айат Мы заменяем другим! (16/101). Бог стирает, что желает, и утверждает. У Него – мать явленного прежде (13/39).
Речь о книгах, ниспосланных людям Писания - иудеям и христианам (в Коране немало ссылок на Таврат-Тору, Инджиль-Евангелие, Забур-Псалтирь»), айат вписан в контекст обращений к пророку, на кого возложена миссия повторения услышанного, с запрещением что-то стирать, умалчивать, дописывать. Кстати, Kitab, Книга по-арабски, Писание, употребляется в Коране в единственном числе, и все книги – части единой Матери-Книги, которая у престола Бога, людям явлена лишь её часть. Айаты истолкованы так, будто Бог… стёр явленное прежде, что подлинники книг иудеев и христиан хранятся у престола Бога, а бытующее на земле – ложно, это всего лишь фальшивки, сочинённые людьми, в отличие от Корана, где Бог непосредственно говорит от Своего имени. Так родилась пагубная идея, что Коран отменяет книги иудеев и христиан, а тем самым основанные на их книгах иудаизм и христианство [9].
Джихад как теракт
Прямолинейность трактовок Божественного текста привела к сформулированной программе джихада, которая подменила апофеоз жизни апофеозом смерти, стала оправдывать и поощрять теракты, совершаемые якобы по имя Бога-Аллаха. Общеизвестно, но вынужден повторить, что в исламе – три вида джихада: малый, война оборонительная, если на тебя напали, посягают на жизнь твою и твоих близких. Тут война нужна, каждый вправе сражаться с захватчиком, жертвовать жизнью. Но – на поле битвы, с войском, а не с мирными, ни в чём не повинными людьми:
«Вам повеление сражаться на пути Аллаха, но с теми, кто напал, чтобы сражаться с вами, но никогда не преступайте, - воистину Бог не любит тех, кто преступает! И убивайте, где встретите, изгоняйте их оттуда, откуда они вас изгнали, но соблазн – хуже убиения!» (2/190,191).
Это – своего рода кодекс войны на все времена.
Средний джихад, джихад Пера, это мужество говорить правду верховному правителю, никого и ничего не страшась. Но наиважнейший – джихад большой, заявленный во всех верованиях мира: постоянная, ни на миг не прекращающаяся великая война в самом человеке между Божественным в нём и дьявольским в нём.
Это то, что в мировой традиции принято обозначать как самосовершенствование.
С понятием джихад связано шахидство, самопожертвование во имя Божественной идеи. Шахид – мученик, но лишь тогда, когда он гибнет за справедливость, воюя против захватчика.
Коран, выделю это особо, как и другие веры, не приемлет, осуждает самоубийство: Самих себя не убивайте! (4/29); «самих себя», частое в Коране, порой интерпретируется ложно, как «друг друга», и тем самым оставляется как бы лазейка для лжешахидов-самоубийц. Есть немало айатов в Коране и про убийство: Не убивайте душу вы живую (17/8).
В Коране Бог многократно предостерегает, о чём умалчивается с умыслом вовлечь массы в джихад, понимаемый как теракт, что большинство истины не знает (16/101), мерзки деяния большинства (5/66), оно неблагодарно (2/243).
Ты думаешь, что большинство способно слышать, разуметь? Они ничем не лучше стада, даже больше, чем оно, сбито с толку! (25/44).
Если последуешь совету большинства, то будешь сбит с пути Аллаха, ведь большинство следует предположениям всяким, догадки измышляет разные! (6/116).
Такое впечатление, что Богу предвиделись популистские заигрывания с массами, их тотальное зомбирование.
Исламу приписан и фатализм, питающий неотвратимость и неизбежность джихада, предопределённого Богом:
Мы ведь предопределили: о, как прекрасно предопределённое! (77/23).
Не утаится от Него ничто, хоть будь оно на вес пылинки малой, (34/3), и неоднократно подчёркивается, что ничто не случится, если Бог не пожелает, если на то не будет воли Бога (11/33, 34).
Но в Коране есть и айаты, уточняющие, развивающие вышесказанное:
Если б Бог стал наказывать людей за дела их неправедные, на земле не осталось бы ни единого живого существа. Но до предела, Им определённого, Он всем даёт отсрочку (16/61).
За всё дурное сам человек ответственен, более никто (4/79).
То есть в Коране заложена идея выбора и личной ответственности, что затушёвывается арабским языком, непонятным для мусульман-неарабов. Но об этом – чуть ниже.
Восстановление утраченных имён
Хронология потребовала деконструкцию больших «стоайатных», как их называли, сур. Отсюда возникла проблема их количества, более того, стала ясна необходимость определить названия для отпочковавшихся сур.
Замечу, что все три издания сур Корана в порядке их явления, о чём было выше, исходили из канонического количества, оставили в целостности нетронутыми большие семь сур, хотя Мухаммед не мог просто физически услышать и повторить без перерыва или передышки враз, «за один ракат», как изначально определялось восприятие ниспосылаемого Богом. Во 2-й, к примеру, суре Корова искусственно собраны 285 айатов из 9-ти сур, ниспосланных в разное время. Подобное наблюдается и с сурой 3-й Семейство Имрана, 4-й Женщины, 5-й Трапеза.
Выстраивается, таким образом, не канонические 114, а 133 суры, и это цифровое различие бросает свет на существенное наблюдение: 114 делится на число 19, священное в единобожии, что отражено и в Библии (Нав. 19/38; 4 Цар. 25/8; Иер. 52/12; см. также 1 Пар. 24/16, 25/26), получается 6, тогда как при количестве сур 133 – 7, что более всего соответствует цифровому полю Корана, в котором многократно присутствует именно цифра 7 и ни разу – 6: семь путей небесных, семь повторяющихся (айаты суры Фатиха), семь притч о ранее явленных пророках, семь наказаний отвратившимся народам; семь ипостасей Бога: Живущий, Знающий, Желающий, Способный к действию, Видящий, Слышащий, Говорящий; людям дарованы семь благ: стать, речь, способность мыслить, мимика, жесты, письмо, владение ремёслами, главные из которых – колесо, мост и лестница; в первой по хронологии суре 19 айатов, во второй 57, что делится на 19; подобное, очевидно, просматривалось, выскажу догадку, по всему тексту Корана и на каком-то этапе было утрачено.
Замечу, что в цифровом обозначении посланий Бога налицо следование Торе и древнему ивриту, в котором, как и в арабском, буква ещё и число. Более того, исторические события, запечатлённые Торой и её языком, так или иначе цифровым обозначением несут предопределённость и доказывают неизбежность случившегося события. Этой трактовке числа как судьбы составители Корана старались следовать, но там, где это не удавалось, видна рука человека, пренебрегающего волей Бога.
Для оправдания вмешательство людей в композицию Корана существует, по крайней мере, три объяснения: якобы такая структура установлена Богом через Джебраила-Гавриила (это называется tawqifiyy), но если такая установка действительно была, то почему это не отражено в тексте Корана – вряд ли можно представить, чтобы посланец утаил ниспосланное ему Богом; второе оправдание, что, дескать, сам пророк желал подобного расположения сур, но и этого никак нельзя принять, ибо Мухаммед – не автор Корана и не вправе был предлагать подобное; третье оправдание близко к истине, что это результат дерзания (ijtiad) сподвижников, иначе говоря, признаётся, что это произвол составителей.
Хронологическое расположение сур выявило существенные различия между восстановленным, так сказать, изначальным Кораном и каноническим, который ныне бытует, высветив, впрочем, лишь частично логику ниспосланного, хотя, вне сомнения, тайна целостного текста осталась не разгаданной даже в приближении: для этого требуется работа не одиночек, а деятельность большого научно-исследовательского коллектива, состоящего из лингвистов-арабистов, текстологов, историков и философов, коранистов, специалистов по иудаике, библеистов, что сегодня практически неосуществимо – и не только по причине запрета вторгаться в структуру божественных текстов. Мой опыт оказался в той же мере продуктивным, как и, признаюсь, половинчатым, следовательно – малоубедительным.
Названия сурам давал, как правило, Мухаммед для облегчения, очевидно, запоминания. При этом, отражая с большей или меньшей точностью содержание сур, заглавия, как и предпосланная им формула Бисмилла', не вошли, естественно, в общее число айатов – текста Бога.
При изучении системы заголовок Корана вызвало недоумение отсутствие в нём, вопреки логике ниспосланного, трёх, по крайней мере, названий сур, которые диктовались, напрашивались содержанием айатов: сюжеты есть, а соответствующих им названий нет!
Особое сакральное место в Коране занимает сюжет, в котором повествуется о сражении в местечке Бадр малочисленного отряда Мухаммеда после его побега из Мекки в Йатриб-Медину над численно превосходящим его атакующим воинством сородичей-язычников, и победа Мухаммеда с последующим захватом Мекки, символизировала окончательное утверждение единобожия в ареале Мекка-Медина. В Коране по логике заглавий непременно должна была быть сура Бадр (по хронологии она 107-я мединского, естественно, этапа, но сюжет дан в 3-й мекканской суре, когда ни о какой битве речи быть не могло: очевидно, в условиях позднейшего обращения в ислам сородичей-мекканцев, бывших врагов Мухаммеда, составителям не выгодно было напоминать об их позоре, и заголовок был изъят, исчез.
В Коране, в связи с пророческими сюжетами, есть специальная сура «Пророки», а также суры, носящие имена пророков: Нуха-Ноя, Ибрагима - Авраама, Йусифа-Иосифа, Йуниса-Ионы, арабского пророка Худа, даже Мухаммеда, но вызывает недоумение отсутствие в названиях сур имён двух наиважнейших, основополагающих посланцев Бога: Мусы-Моисея и Исы-Иисуса, и это при том, что в тексте наличествуют подробные рассказы о них. Решаюсь высказать догадку, что Коран собирался в пору конфронтации с иудеями и христианами, а потому эти названия, которые прежде наличествовали, были просто изъяты составителями: айаты Иса-Иисус спрятаны, и это отчётливо проступает, в канонической суре 36-й Йа Син, в которых излагается в назидание мекканцам история в Антиохии, куда к язычникам прибыли ученики Иисуса апостолы Варнава, Павел, Пётр, и говорили слово Божие, дабы отверзнуть дверь веры [единобожия] язычникам; а вот сура Муса-Моисей, она 20-я, опять таки названная, как и 36-я, буквами арабского алфавита Та Ха. Каково же было моё изумление, когда в книге богослова 15 века Джалаладдина ас-Суюти я нашёл подтверждение догадке, что сура Та-Ха имела название Муса, или Моисей. Здесь же утверждается со ссылкой на современника Мухаммеда, знатока Корана ал-Хазраджи, что первоначально 38-я сура Сад (тоже буква арабского алфавита) называлась именем иудейского пророка Давида-Дауда, а 27-я Муравей называлась Соломон-Сулейман. Ушло название 98-й суры Люди Писания, то есть иудеи и христиане [10].
Чей язык, арабский язык Корана: Бога или пророка Мухаммеда?
Бог, известно, ниспосылал айаты пророку тремя путями: Мухаммед, как правило, их слышал [11], осваивал нутром, ибо, в отличие от рядовых людей, «обладал единственным в своём роде сердцем, способным вместить подобное откровение и высказать его на человеческом языке» [12], а то и видел текст, то есть в пророческой миссии участвовали его уши, душа и глаза.
Примечателен и поучителен хадис о том, как явлены были первые айаты: Джабраил-Гавриил развернул перед Мухаммедом ослепительно яркий шелковый свиток и повелев: Читай! Воззови вo имя Создателя! (96/1).
В растерянности Мухаммед воскликнул: Не могу это прочесть!, что породило устойчивое суждение, что он был неграмотным, то есть не умел ни читать, ни писать, был как бы чистым, не обременённым никакими побочными или отвлекающими знаниями, почему и был избран Богом посланцем, рупором Его идей. Но замечу, что вряд ли неграмотный в таком толковании смог бы не только понять, но даже повторить и запомнить услышанное, а уж тем более сочинить, в чём его обвиняли, сложные айаты Корана с многообразием речевых фигур, интонаций, декламационных приёмов с инверсией, риторическими вопросами, стилистическими отступлениями и возвращениями, дистантными и контактными повторами (есть в каноническом Коране «повторяемые суры» следующие за «стоайатными сурами»), ассоциативным сцеплением образов. И не могу прочесть имеет не столько земной, сколько небесный смысл, то есть неграмотный в истинной вере Единобожия, и в сей миг, под воздействием Духа святого прозревший как пророк, дабы суметь воспроизвести увиденное в шёлковом свитке повеление.
Немаловажно и принципиально заметить тут же, что арабское слово Аллах, как Всевышний, или, в данном случае, Единый Бог, появляется в коранических айатах не сразу, а много позже – в первых сурах Он Создатель, Творец, и это проистекало из-за того, можно предположить, что в Каабе в языческие времена джахилии, или невежества, почитался мекканский идол по имени Аллах, и три его дочери-богини были жёнами Хубала, главного идола Каабы. Много позже, очевидно, лишь в мединский период, явился в Коране связанный с именем Аллаха молитвенный айат верующих в ислам – Бисмиллахи рахмани рахим, или Во имя Аллаха, Всемилостивого, Всемилосердного, так и шахада-«свидетельство», или формула-пароль единства Бога и его нового посланника – Ла-Илла-Ильалла Мухаммед расуль алла, то есть фиксация того нового, что стало реальностью: Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед пророк Его.
Эти основополагающие зачины являются утверждением-констатацией бесспорного факта единобожия и отрицания языческого многобожия, и что Мухаммед поистине избран Богом в качестве нового пророка в ряду других пророков, и ничего иного не содержат, а тем более не означают, что упорно утверждается интерпретаторами, что Мухаммед – единственный истинный пророк, и что единственное имя Бога – Аллах [13].
На вопрос об арабском языке Корана в божественном тексте сказано:
И да услышится ниспосланное на родном арабском (12/2);
Нашею волею содеяно, что ниспосланное Нами слышите на родном вам языке [на арабском], который разумеете [в уразумение вам]! (43/3), то есть Бог, избрав пророка из среды арабов, облегчил ему повторение ниспосланного на арабском языке.
Но есть и другой ответ, с опорой на Писание (что подтверждается рассказом Мухаммеда о явлении первых айатов): язык Бога – это знаки и символы, и способностью расшифровывать их наделены лишь те, кто причислен Им к пророкам, и они, отличаясь именно этим своим особым даром от обычных смертных, как бы переводят язык шифров-символов Бога на свои родные языки, так что Коран озвучен Мухаммедом на арабском. Для Бога, очевидно, все языки, на которых говорят люди, созданные по Его образу и подобию, священны. Так что арабский – родной язык не Бога, а пророка Мухаммеда, и это не противоречит суждению, что каждый человек слышит Бога на своём родном языке, и Бог слышит каждого человека на его родном языке: Как же мы… слышим нашими языками говорящих о великих делах Божиих?.. Это есть излиянное от Духа Его!” [14] .
Из вышеизложенного проистекает предположение, что в Коране все понятия-термины-имена даны с учётом закономерностей арабского языка. Отсюда – и арабское обозначение имени Всевышнего – Аллах, и арабское же обозначение единоверца как муслим, то есть предавшийся единому Богу.
Тем самым тезис: Арабский язык Корана – язык Бога был реализован при интерпретации Корана, породив тем самым ряд лингвистических ловушек, из чего родилось неукоснительное повеление всем называть Бога Аллахом, и что истинный муслим лишь тот, кто знает, читает и вершит молитву на арабском языке Бога. Тем самым из мусульманства как бы выводятся те, кто не пользуется арабским языком, и это при том, что подавляющее большинство верующих его не знает, не понимает смысла, механически вызубривает произносимое. То есть поощряется бездумное начётничество, а не проникновение в суть и смысл текста. Отсюда – лёгкость внушения, безоговорочного принятия интерпретаций тех. кто знает язык.
Не случайно возник и действовал многие века строжайший запрет переводить Коран на языки даже народов, принявших ислам, – тюркские и фарси. Запрет, объяснимый, может, на каком-то этапе, пагубно отразился на распространении и истинном познании Корана, переводы способствовали бы углублению в дух и смысл Книги, тем самым ускорив процесс его постижения. Однако, термины, имена и понятия арабского языка Корана, объявленного языком Бога, механически заменили в переводах бытующие в этих языках обозначения: Бог – это Аллах, а муслим – и единобожец, под которым подразумевались иудеи и христиане, - мусульманин, что привело к размежеванию на словесном уровне авраамических вер и верующих в единого Бога – это отныне не единый Бог, а Бог лишь мусульман. Со временем сформировалось неукоснительное повеление исламских богословов, что все верующие в единого Бога иудеи и христиане должны называть Бога, как Он назвал Себя в Коране, Аллахом, а верующие в единого Бога, как предписано в Коране, назваться мусульманами, и если иудеи и христиане этому противятся, то они неверные.
Муслим, как сказано, монотеист по-арабски, и пророк Мухаммед в системе родного языка назвал единобожца муслимом, который, однако, на других языках называется иначе, как христианин, хачперест, иудей, мусави, исави и так далее.
Были вызваны и другие односторонние интерпретации явленного, приведу из множества доказательств лишь два:
Воистину единый вы народ, и Я – ваш Бог Единый, поклоняйтесь Мне! Но разделились, раскололись! (21/92, 93).
Это комментируется как озабоченность Бога расколом лишь среди приверженцев ислама, в то время как, если следовать логике ниспосланного, Бог тревожится даже не о том, что раскололись авраамические веры единобожия, а что разделились верования всего человечества.
А вот мекканские айаты, также интерпретируемые тенденциозно:
Быть может, от Нас защитят их боги, коим поклоняются? (язычники-мекканцы). Но эти боги даже не смогут самим себе помочь!.. Дали Мы им и праотцам их пользоваться благами земными, оттянули жизненный предел им. Но разве не узреют: Мы их земли суживаем, сокращая по краям, - нет, не достанется победа им! (21/43, 44).
То есть, очевидно, что речь идёт о язычниках, и суживание их земель в контексте победы над ними – всего лишь метафора, что пространство язычества на земле будет уменьшаться. Но договаривается за Бога, что Он предсказывает конечную победу на земле не вообще единобожию, а именно исламу, сужено трактуемому, и, если это угодно Богу, то процесс расширения мирового пространства ислама, противостоящего всем неверным, можно действенно ускорить, приблизить, отсюда – оправдание экспансии, агрессии и насилия, начисто отбрасывающее многократно заявляемое в Коране, что Нет принуждения в вере! (2/256); что невозможно принуждением заставить людей уверовать (10/99).
Редко или лишь в привязке к узко понимаемому исламу вспоминается и основополагающий призыв, обращённый к монотеистам опережать друг друга в совершении благих дел:
Всякому из вас Мы устроили дорогу веры, праведный дав путь. Если б захотел Бог, сделал бы вас народом Он единым, чтоб испытать на верность вас всему тому, что даровал Он вам. Старайтесь же опередить друг друга в праведных делах. К Богу – конечный ваш возврат, и сообщит Он вам, в чём разногласили! (5/48).
Существенно при этом отметить, что мысли эти даются в контексте сотворения мира, когда ещё и речи не было о верованиях: Во испытание вас создал, дабы состязаться вы могли в деяниях добрых (11/7).
Порождённый композицией разрыв в понимании ислама и муслима явился в позднейшие времена основанием для отрицания целостного характера всего Корана, при котором истинно Божественными признаются лишь мекканские айаты, а мединские объявляются спорными, ибо в них якобы заметны следы вмешательства людей [15].
Однако, и при сочетании широкого и узкого смыслов в понятиях Аллах и муслим, целостность Корана, как и связь между книгами единобожия не нарушается, сохраняется:
Не препирайтесь, - читаем в мединских айатах, - с людьми Писания не иначе, как им доводы разумные являя, не оспаривайте тех из них, которые неправедны [упрямы]. Скажите им: Уверовали мы в то, что нам ниспослано, но и в то, что было прежде вам ниспослано! И наш Бог, и ваш Бог – Бог один и тот же, предаёмся мы Ему! (29/46,47).
Коран сюжетно, по темам, заповедям, ипостасям Бога непосредственно связан с книгами иудаизма и христианства, без них Коран не понять, он не противоречит им и, за малыми несущественными исключениями, отличия между ними, главным образом, стилистические.
Повествовательная инаковость Корана связана с тем, что Мухаммед постигал Бога, точнее, Бог облегчал ему постижение ниспосылаемого в способах выражений, основанных на традициях высокоразвитого арабского языка, богатого образностью, метафорическими фигурами. Особенность Корана, что он текстуально не повторяет сказанное ранее в Книгах, а как бы возвращает к нему единственной фразой-символом или системой взаимосвязанных айатов. При этом внешне кажущиеся повторы варьируют прежде явленное, призваны оттенить грани заповедей, запретов и разрешений.
Специфичность повествовательного дискурса Корана позволяет усилить эмоциональное его воздействие, чему также служит многообразие интонаций, речевых фигур, инверсий, приёмов декламации с риторическими вопросами, наличие форм описательной, эмоционально-восторженной, восклицающей, вопрошающей, недоумевающей, утверждающей. Известное прежде дополняется, внедряясь в человека порой дидактически, обращение звучит как угроза, чтоб уразумели кару, ждущую неверующих в знамения, осознали всемогущество Бога, укрепились в вере.
Важно отметить, что сотворённое вызывает у Бога, как о том свидетельствуют книги иудаизма, эмоциональное удовлетворение: И увидел Бог, что это хорошо! Радостное состояние Бога сродни в Коране Его восхищению сотворённым, выражено экспрессивно: Да восхитимся луной! Ночью уходящей! (74/33-35); движущимися, текущими и скрывающимися, и ночью, когда темнеет, восхитимся, и зарёй, когда лишь задышала! (81/15-18). Узри, как славит Бога всяк на земле и небе, даже птицы, стаями летающие! И каждому своя молитва ведома, знает свой язык, которым славит Бога! (24/41) и так далее.
Замечу, что одной из важнейших экспрессивных форм обещания, призыва, обращения выступает в языках мира клятва, и она присутствует в устах и Бога, и простых смертных в книгах иудеев, христиан и мусульман, хотя при этом в Торе отмечается: «Не употребляй имя Бога всуе», а в Евангелии читаем: Я говорю вам: не клянитесь вовсе ни небом, потому что оно Престол Божий; ни землёй, потому что она подножие ног Его; ни Иерусалимом, потому что он город великого Царя; ни головою твоею не клянись, потому что не можешь ни одного волоса сделать белым или чёрным (Мф., 5/33-36). В Коране: Не клянитесь именем Бога! или иначе: Не превращайте имя Бога в предмет ваших клятв! (2/224).
Есть в Коране ёмкое и многогранное слово уксиму, которое в устах Бога выражает чувство восторга от сотворённого Им. Уксиму передаётся во всех переводах Корана словом клянусь, что вызывает чувство недоумения, ибо клятва в устах Бога чем-то и кем-то – удел языческих богов, а единый Бог может клясться, как это присутствует в оригинале Корана, лишь Самим Собой – в первом или третьем лице: Богом клянусь Я! (4/65), или «Клянусь я Богом восходов и заходов» (70/40), а не Луной, смоковницей или оливою, горой и морем, как это дано в переводах Корана. Возможно, это свидетельствует о стремлении обособить ислам от других авраамических вер, представив его, в силу приверженности Мухаммеда к традициям бедуинской поэзии, что ощущаются в языке Корана, верой язычников.
Содержательное единство и стилевое различие текстов Писания, можно, в частности, проследить на сюжетах создания Им человека, кому осветил Он познание прежде неведомого» (96/5), породил в прекраснейшем cлoжeнии (95/4). Не Мы ли пред ним воздвигли две высоты [добра и зла]? (90/10). И даровали сон в отдохновение, Ночь покровом содеяли! (78/9-10), а также семи дней творения, но без чёткого и системного их перечисления, как в иудейском Пятикнижии: Коран не повторяет, а напоминает явленное прежде, указав, однако, что Бог сотворил за шесть дней, а потом на Троне утвердился (32/4); и пропитание равно для всех нуждающихся и просящих, принялся потом за небо, установил на небе семь рядов…И разукрасил Он ближайшее из них светильниками – чтоб небо охраняли (41/9-12), звёзды сотворил, чтоб во тьме ночи на путях морских, земных дорогах не заплутали (6/42); сотворение ваших языков, различие, разнообразие цветов, дал сон в пору ночную, а днём – поиск милостей Божиих, молнию являет вам в устрашение, но и надежду, ниспосылает с неба воду, оживляя ею землю после её смерти, и держатся по повелению Его и небо и земля. Он Тот, Кто, сотворив первичное, его воссоздаёт (30/22-27).
Познавательно заметить, что в Коране дни недели конкретно не названы, с первого по день шестой, и особенно седьмой, или шабат у иудеев; у христиан шабат-суббота предшествует воскресенью, утратив характер завершающего дня творения, ибо идёт иной отсчет недели, от воскресения. У мусульман, при том, что тоже есть обозначение шабата-шанба, сохранились лишь рудименты отсчёта дней недели от шабата, к примеру, среда-чаршанба у персов, или день четвёртый после шабата, а у турок – паршамба, день пятый после шабата. Но главный день – пятница-джума, четверг при этом называется Вечер перед джума, а суббота – День после джума. Впрочем, различия в обозначении главного дня, хоть и принципиальные, но – ритуальные, и не могут быть причиной конфронтации.
Почему был явлен Коран, или каков его концептуальный объём?
Первая идея: Скажи: Он, Бог, един! (112/1), и это многократно повторяется, призванная включить в единобожие новый обширный ареал язычников-арабов, многоплеменную, частью кочевую, частью оседлую, семитскую ветвь, восходящую к Измаилу-Исмаилу, сыну Авраама-Ибрагима от Агарь-Хаджар, и одно из первоначальных названий тех, кто объединён в единобожии, – агаряне, покончить, внедрив единобожие, с их раздробленностью, внутренними распрями:
Дивятся, чтo явился к ним (мекканцам) увещевевеватель из них самих. Молвили неверные: Ну да, колдует он, обманывает нас! Множество богов возжаждал обратить в единственного Бога, - вот удивительное чародейство! И удалились, говоря своим: Храните верность к божествам!. Услышанное чуждо нашей вере! (38/4-7).
Ты, кажется, готов себя убить от горя, что никак не удаётся убедить их [мекканцев]… Не веди с ними пустые споры, а молви то, что в откровениях тебе ниспослано (18/6).
Вторая идея: Коран встроен в ряд прежде ниспосланных Богом книг иудаизма и христианства.
Писание Моисею Мы дали, о Нашей встрече с ним ни на миг не будь в сомнении! И Книгу, данную Моисею, мы руководством сделали для всех сынов Исраила (32/23).
Cкaжи: O вы, нeвepные (в вышеназванных контекстах это, естественно, не иудеи и христиане)! Не cтaнy пoклoнятьcя я тoмy, чeмy вы пoклoняетесь! У вac – вepa своя (многобожие), а y мeня – вера мoя (единобожие)! (35/1-6).
Моисею был Нами путь прямой указан, сынам Исраила в наследство дали Мы Писание, чтоб руководствовались им (40/53).
Сынов Исраила спасли Мы от рабства Фаpaонa… Избраны Нами, возвышенные знаниями над народами другими… явили Наши им знамения…(44/30-33).
Сынам Исраила Мы дали Книгу, мудрость, дар пророчества, их наделили благами, и над мирами их превознесли (45/16).
Воистину, ниспосланное [Коран] – Писание! (26/192, 196).
О том начертано в свитках первых – Ибрагима и Мусы (87/18, 19).
То есть утверждается концептуальное единство Книг иудаизма, христианства и ислама, Коран обретает всеобщий смысл, а не закрепляется за одной лишь ветвью единобожия, противостоя другим.
Третья идея: Бог разъясняет пророку, и первостепенное значение при этом обретают айаты, очевидно, по логике одни из первых, которые, однако, хаотично разбросаны по всему тексту: То, что Мы тебе явили, - истинно и подтверждает истинность того, что прежде являли (35/31).
Ниспослал Бог тебе Истину, чтоб истинность того, что прежде до тебя было ниспослано Им, подтвердить. Ведомо тебе, что ранее Им были явлены Таврат (Тора) и Инджиль (Евангелие) (3/3).
И эта Книга, что тебе Мы ниспослали, на пророчество благословив, подтверждает истинность ниспосланного ранее (6/92).
Четвертую идею, очевидно, могла бы составить вытекающая естественно из третьей, о чём было выше, что Мы ниспослали Писание, чтобы истинность прежде явленного подтвердить, и тут же добавляется нечто существенное и полное тайн, никогда ни до, ни после уже ни разу это не повторяется как причина ниспослания Корана: и для охраны (5/48).
Два важнейших взаимосвязанных утверждения: Коран явлен для подтверждения истинности прежде явленного; Коран явлен для охраны.
Но что это – охрана?
Охранять, подтвердив истинность, книги иудаизма и христианства? Такая великая миссия по хранению, охране, сохранению Писания? Торы, Евангелия, Псалтиря?
Вот как звучит примечательный айат в популярных переводах Корана (внедрено при этом, что текст Бога непереводим, и предложенное – переводы лишь смыслов, то есть подстрочники):
Игнатий Крачковский: Мы низвели тебе писание с истиной для подтверждения истинности того, что ниспослано до него из Писания, и для охранения его (или, как в одном из ранних переводов Корана, выполненных Гордием Саблуковым: и охраняющее оное).
Валерия Порохова: Мы Книгу в истине тебе послали для подтверждения того, что прежде из Писания пришло, для охранения его. Тут же добавлено в скобах как бы уточняющее с опорой на ранние, очевидно, интерпретации, т.е. для охранения от всяких искажений – уровень охраны, понижен.
Эльмир Кулиев: Мы ниспослали тебе Писание с истиной в подтверждение прежних Писаний – во множественном числе, что противоречит тексту Корана, исчезает понятие целостности всего Писания, он всегда в единственном числе – и для того, чтобы оно предохраняло их – опять-таки Писание дробится, но дело не в этом: в скобках даются пояснения, что под охраной имеется в виду, чтобы Коран как новое Писание свидетельствовало о них или возвысилось над ними, то есть устанавливается иерархия Писаний, Бог как бы ставит Коран выше явленных прежде писаний, что противоречит духу и букве ниспосланного, является, хоть и распространённым, но – домыслом.
А вот признанный учёными перевод Магомед-Нури Османова: Ниспослали Мы тебе Писание это как Истину для подтверждения того, что прежде было (сказано) в Писаниях чтобы предохранить их (добавлено: от искажений, и в примечании уточнено, что имеются в виду искажения того, что было сказано в Библии, при этом излагается общепринятая в коранической традиции интерпретация, согласно которой иудеи и христиане исказили Тору и Евангелие, и Коран был ниспослан для восстановления и увековечения первоначального смысла Священного Писания. Интерполяция по Байдави (т.е. отсыл к знаменитому средневековому иранскому богослову 13 века, чьи интерпретации канонизированы по сию пору).
Так что же всё-таки имеется в виду под неразгаданным словом охрана?
В Коране, утверждают богословы, есть два рода айатов: очевидные, то есть понимаемые каждым, каким бы невежественным он ни был [16], могут быть истолкованы арабом на родном языке, а также учёным-богословом, и неочевидные – айаты или отдельные слова, смысл которых ведом лишь Богу. Айат с охраной, таким образом, если отталкиваться от противоречий в вышеприведенных интерполяциях, по всей вероятности, относится к неочевидным, и можно строить догадки, к примеру, что новообращенным в единобожие поручена охрана явленного Корана; или Коран, как завершающее Послание, призван оберегать, защищать, хранить книги иудеев и христиан, явленные Им прежде. Первое – само собой разумеется, иначе и быть не может, но ближе к истине, думается, второе, хотя оно никак не согласуется с навязанной Корану интерпретацией, что он отменяет все прежние книги, а потому резонен вопрос: как можно охранять то, что как бы отменено самим Кораном?
Лишний раз доказывается важность видеть в тексте Корана то, что в нём есть, следуя при этом приоритету намерений: вписать ли Коран, в духе его идей, в состав Писания или противопоставить Писанию, придерживаясь интерпретаций, идущих от прошлого и конфрантационных в своей основе.
«Ветхий завет + Новый завет + Третий завет»?
Отрадно, что духовные иерархи трех ветвей авраамических религий стали говорить о едином источнике Божественных Текстов – книгах иудаизма. Глава Совета муфтиев России шейх Равиль Гайнутдин озвучил идею Корана как Третьего Завета, а представитель Федерации еврейских общин России Борух Горин заметил важность понимания мусульманами истоков ислама, «которые находятся в вере Авраама», что «для иудея Ветхий Завет – совсем не ветхий, а единственный и вечно действующий завет», что «для христианина в понятии Нового Завета заложена мысль о том, что он был дан, чтобы дополнить прежний», и что люди, не принимающие Нового, в представлении христиан, Завета, не до конца понимают и Ветхий [17], - всего лишь обмен любезностями, или, как заметил с публицистической запальчивостью глава Совета муфтиев России, «к сожалению, пока со стороны христиан и представителей иудаизма размышлений по этому поводу нет. Христиане, возможно, пока недопонимают смысл моих слов» [18].
Сопротивление идее «Коран – Третий завет» не беспочвенно: прежде всего, следовало бы во имя установления первичного согласия осмыслить результаты искажения буквы и духа Корана, на базе которых творится именем ислама террор. Есть, помимо всего прочего, и иные причины, мешающие тому, чтобы представить под одной обложкой, пусть и виртуальной, три книги единобожия. Иудеи, и их можно понять, довольствуются духовным богатством, им явленным, исключают из числа божественных Книг Евангелие (отрицая применительно к Завету названия Ветхий и Новый), не признают Коран книгой Того Единственного, Кого и полным именем называть не смеют, – лишь усеченное Б-г. Бог для христиан, как сказано в предисловии к Библии, “вдохновитель и автор Книг обоих Заветов, так премудро устроил, что Новый Завет сокрыт в Ветхом, а Ветхий Завет раскрывается в Новом; Книги Ветхого Завета являют в Новом Завете свое полное значение и, в свою очередь, освещают и объясняют его”.
Библия, соединившая так называемые Ветхий и Новый Заветы, став книгой лишь христиан, не принята иудеями [19], хотя немало случаев крещения евреев, есть движение «Евреи за Христа». Наблюдаются переходы православных и католиков в ислам, а т.н. восточных людей в бывшем СССР, причисляемых к представителям ислама, в христианство и иудейскую веру.
Не могу при этом не заметить, что методология, применённая христианами при соединении книг иудаизма и христианства в Библии, вполне могла быть пригодна и в случае Библия + Коран. В поисках следов Христа в книгах иудаизма христиане, как и исламские богословы, озабоченные поиском следов Мухаммеда, ссылаются на одно и то же – пророчество Моисея, что Бог воздвигнет «пророка из среды братьев их, такого, как ты, и вложу слова Мои в уста его, и он будет говорить им, всё, что Я повелю ему; А кто не послушает слов Моих, которые пророк тот будет говорить Моим именем, с того Я взыщу» (Втор. 18, 18-19) [20].
Камень преткновения, или Примиряющая фигура?
Трактовка образа Иисуса в Коране, в целом, соответствует христианской, хотя при этом наличествует парадокс: Иисус, высочайший образ, но верующие в него считаются по надуманной интерпретации Корана, неверными, то же с Моисеем, наиглавнейшим в Коране образом, – верующие в него иудеи причислены по той же причине к неверным.
В Коране часто встречается слово, применяемое только к Иисусу: Спаситель, то есть Месих, арабский вариант иудейского Машиах, в русском варианте – Мессия. Иудеи утверждают, что Спаситель в мир ещё не явился, а мусульмане приход Иисуса признают, коль скоро назван в Коране Месихом.
Но что вкладывается в понятие Машиах-Месих-Мессия в Коране? Увы, ясного и чёткого ответа он не дает, как не объясняет, почему лишь к Иисусу применяется понятие Месих. Иудеи – в ожидании Мессии (это отдельная тема и требует особого рассмотрения), для христиан Мессия явлен в лице Иисуса, а мусульмане, называя Иисуса Месихом, исходят из представления о Христе, совпадающего с трактовкой христиан. И не случайно мусульмане приравнивают Дадджала к Антихристу, которого трактуют в его духе, то есть «тот, кто против Мессии». В одном из хадисов Мухаммед даже утверждает, что победить Дадджала не смогут ни Авраам, ни Моисей, ни даже он, Мухаммед, – это под силу лишь Иисусу.
Единственное в Коране женское имя – Марйам-Мария, о ней прямо или косвенно говорится 33 раза (не сокрыт ли в цифре возраст Иисуса?), признаётся факт непорочного зачатия (4/156) и необычность рождения Иисуса. Более того, здесь не раз встречается упоминание Его имени в единстве с именем Марйам, его родившей: Иса ибн Марйам, или Иисус сын Марии. То есть женское имя употреблено как отчество, вместо мужского, что тотально по всякой традиции не принято, это уникально и не встречается нигде. В исламе, правда, существует трактовка, почему женское имя в таком качестве употреблено, и она столь наивна, что не заслуживает сколь-нибудь серьёзного обсуждения: мол, в исламе так велико уважительное отношение к женщине, что её имя употреблено как отчество.
Воистину Иисус [21] для Бога сродни Адаму, из праха созданному... Бог молвил: «Будь!» – и стал он (3/59). Это трактуется как опровержение христианского догмата о Божественной природе Иисуса: мол, подобно Адаму, возникшему без отца и матери, лишь по повелению: «Будь!», так же, на сей раз без отца, сотворён был Иисус.
Представляется, однако, что уподобление в Коране Адаму именно Иисуса, и никого другого, предполагает, очевидно, что лишь они оба имеют отличное от всех иных людей рождение – в «первого Адама» вдунут Его дух, а «второй Адам» рождён посредством Духа Его, и это – в плюс к тому, что в Коране неоднократно говорится: Мессия Иисус сын Марии, посланник Бога, Слово Его, Дух Его, чем одарил Он Марию (4/171). Не отсылает ли это к ранее явленному Завету, где Иисус назван «вторым Адамом» (1 Кор. 15: 47, 49)?
В Коране говорится, что впрямую соотносится с христианским учением о Троице: Веруйте в Бога и Его посланников, но не говорите: «Три» (4/171); кстати, в некоторых переводах Корана на русский «Три» передаётся как «Троица». То есть не говорите «Три Бога». Богословы ислама, оспаривая понятие христианской Троицы, с уважением причисляют Иисуса к посланцам Бога, сводят, однако, понятие Троицы на бытовой уровень семьи (отец, мать, дитя), разрушая сам тринитарный принцип, сложный и многозначный. Подобное спрямление даёт обыденно мыслящим вполне оправданный повод обвинить христиан в многобожии. Три лика Единого Бога фактически подменяются тремя богами, отсюда – прямая дорога к многобожию и «языческой» Троице. Хотелось бы попутно заметить, что на иврите «лик» (panim) – множественного числа, и уже одно это позволяет на языковом уровне разглядеть будущее учение о Троице. Да, в Коране отрицается понятие Троицы, если следовать обыденной, общепринятой трактовке «святого семейства» Бог-отец + Иисус-сын + Мария как жена, но не отрицается, если понимать Троицу не в языческом контексте, а метафорически: Единство Бога в трёх ипостасях, при котором Иисус – не «сын» в языческом понимании, а Слово, Которым Бог говорит о Себе, избравшем впоследствии Мухаммеда тем, кто несёт людям новое Его Слово.
Опять-таки: если рассматривать суры хронологически, то ясно, что айаты эти явлены на этапе борьбы с идолами с их жёнами, детьми-дочерьми; не случайно в Коране не раз говорится, что Бог не может иметь детей, и упоминаются дочери одного из идолов. Впрочем, вопрос о Троице непрост, является по сей день предметом споров и между христианами, требует глубокого научно-богословского осмысления, и прямолинейное объяснение здесь неприемлемо. Я лишь призываю к отказу от категоричности в суждениях, когда толкователи, интерпретируя Божественный текст, в том числе Коран, зачастую упрощают его, договаривая за Бога, и тем самым лишают Его идеи великой Тайны.
Завершение как Начало
Из письма, полученного мной:
- Ты пишешь в своём ф/б: «Снова ракеты арабов летят в Израиль из бункеров-туннелей, и минные обстрелы из установок, сооружённых под мечетями, школами, больницами, жилыми домами». Не кажется ли тебе, что разумнее видеть это не как войну арабов с евреями, а как столкновение разных политических позиций и интересов в регионе, как и в случае с Холокостом не сводить его к войне немцев против евреев, а исследовать в аспекте гражданской войны внутри разных европейских стран?
- Нет, не кажется: уничтожение Израиля и евреев есть официальная концепция предводителей арабов, подстрекаемых «сообществами» арабских и неарабских государств, с которой они выступают с высоких трибун на протяжении жизни трёх поколений. А что до «исследований» по Холокосту, то они нужны при непременном условии чёткого отношения к «печам», к «геноциду», изрядно ныне девальвированному, думаю, сознательно: столько их вдруг объявилось, чтобы, очевидно, утопить единственно истинный!.. А теория «гражданской войны» - способ «научно» дезавуировать «печи». Сегодня массовый террор на почве искажений буквы и духа Корана, оправданный, может, в средневековье с «разящим мечом ислама», инквизицией, гонениями на евреев, нетерпим.
- Ты даже утверждаешь, что Бог наказывает арабов за их вероломство! - Более того: террористы оскорбляют Аллаха, прикрываясь Его именем, искажая явленный Им Коран!
- А новые формы «крестовых походов», вполне применимые к западным карикатурам на Мухаммеда?
- Удивлю тебя: карикатуры били по искажённому фанатиками исламу! Мухаммед, изображённый с бомбой в голове, бил по террористам: именно они её вложили в его голову! Корану чужд террор! Или Мухаммед, который раскинул руки у врат рая и говорит длинной очереди из черных точечек террористов-самоубийц: «Нет вам в рай дороги, ваша дорога в геенну огненную, в ад, ибо запретно в Коране убиение живой души!..» Понимаю, что искоренение террора путём просвещения – сизифов труд. А главное, мир молчит! В страхе заигрывает с агрессией черни! Капитулирует перед разрушительным порывом фанатиков. Не свидетельство ли это кризиса современной демократии? Или оживает дух многовекового антисемитизма?
- Но акты сожжений Корана!
- Да, есть дикость, тут я с тобой полностью согласен.
***************
Баку – Москва – Иерусалим
5775-й еврейский год.
2014-й Р.Х.
1435 хиджры.
_______________________________________________
Автор: Чингиз Гусейнов - прозаик, профессор, доктор филологии
материал для публикации представлен автором
Примечания:
2. http://3rm.info/47998-papa-rimskiy-francisk-i-zayavil-vnutri-kazhdogo-hristianina-sidit-evrey.html
3. В детстве набожная бабушка заставляла меня зубрить молитвы, не зная их смысла, звучали как волшебное заклинание, знать имена 12-ти шиитских имамов, восходящих к роду Али, чьей женой была дочь Мухаммеда Фатима, что 12-й имам Mahdi-мессия явится утвердить на земле справедливость-адалет и искоренить ложь-yalan, употребляемые, очевидно, в воспитательных целях, а когда приходили ко мне русско-еврейские одноклассники, угощала их чаем, а потом тщательно отдельно от другой посуды, мыла стаканы неверных.
4. Фатиха, или Сура молитвы, по хронологии 50-я, с нею родилась молитвенная формула, частая в устах верующего, какое б дело не предпринимал: Бисмиллахи рахмани рахим, или Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного, впоследствии предпосланная всем, за исключением одной, сурам Корана.
5. В переводах Корана на другие языки, в том числе, на иврит, эта заповедь даётся не столько по оригиналу, сколько в русле трактовок самих мусульман: не «ближний», а «близкий». То есть сказывается попытка отдалить Коран от идей Писаний, что культивируется, прежде всего, как самими мусульманами, желающими противопоставить свою книгу книгам иудаизма и христианства, так и иудеями и христианами, которые стремятся в переводах усилить разрыв Корана с Писаниями.
6. Об этом: Мухаммад Икбал. Реконструкция религиозной мысли в исламе. М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2002, с. 161.
7. Немало арабов, которые, осуждая шахидов-смертников, действующих от имени ислама, винят при этом саму религию, принимая, очевидно, ошибочные интерпретации Корана за сам Коран. Важно искоренить террор, Коран тут не при чём – как говорится, вылив грязную воду из корыта, не выкинуть бы с нею и ребёнка. См. www.youtube.com/watch?v=Yr1S_Q4q5Uw, www.youtube.com/watch?v=W8-ipdcIN2M
8. Бернард Льюис. Что не так? Путь Запада и Ближнего Востока: прогресс и традиционализм. М.: Олимп-Бизнес, 2003, с. 110.
9. Один из лидеров мусульман современной России так и заявил, что «истинной религией» считает ислам, «а все остальные – отменёнными». http://www.ntv.ru/novosti/662637/#ixzz2fYKt5Z6G.
10. См.: ас-Суюти Джалал ад-Дин. Совершенство в коранических науках. Учение о своде Корана. Москва, изд. «Муравей», с. 48, 42, 44.
11. Так, о явлении одной из первых сур Мухаммед рассказывает: «... Меня окликнули. Вперёд посмотрел, назад, направо, налево – никого! Ещё раз окликнули, оглянулся – никого! В третий раз, и вдруг вижу: ангел в воздухе! Меня охватила дрожь, поспешил к жене Хадидже: «Закутай меня!» Было услышано обращение: «О, завернувшийся!»
13. Аллах – арабское обозначение Единого Бога, поэтому следует, на мой взгляд, дабы не возникало для политиканов от религии представления, что в исламе свой особый Бог, отличный от Единого Всевышнего, переводить Аллах как Бог, распространив это правило и на Его посланцев, называть их так, как принято в языке, на который Коран переводится, к примеру, русский: не Нух, а Ной, не Ибрагим, а Авраам, не Муса, а Моисей, не Иса, а Иисус и так далее. Иначе – поощрение конфронтационных концепций.
17. См. Авраамический треугольник: во исполнение внутреннего наказа. http://www.lechaim.ru/ARHIV/187/guseynov.htm
19. В этом контексте употребление словосочетания «библейские сюжеты», внедрённого, в сущности, христианами, по крайней мере некорректно, антиисторично: сюжеты, в основном, иудейские.
20. См.: Д. Б. Кельдани. «Мухаммед в Библии» (не указаны город и изд-во, перевод с англ., 1999). Автор – бывший католический священник, который принял ислам, а также новое имя Абдул-Ахад Даууд; Д.В. Щедровицкий. «Сияющий Коран». М.: Оклик. 2005, с. 48 и далее.
21. Не могу не сказать о том, что в переводах Корана на языки немусульманских народов порой проявляется негативно-тенденциозное отношение к “нелепой книге сарацинской секты, сочиненной аравитянином Магометом” (это предпослано переводу Корана на латынь, 1143 г.). Так, в переводе на иврит Корана имя Иисуса пишется не как Йешуа, как принято в научных исследованиях, а как Йешу, то есть усечённо, что звучит с оттенком уничижительности. А великий Пушкин заметил, выразив недоумение, что в русском переводе Корана (1790) М.Веревкиным с французского перевода дю Рие, Бог клянется копытами кобылиц, - этого в оригинале Корана нет.
Комментарии
Отправить комментарий