"Меня просто украли"
"Меня просто украли"
Выходца из Таджикистана, гражданина России Парвиза Мурадова 34 дня продержали в камере за “брань в общественном месте”. На самом деле из него пытками выбивали информацию о случайном знакомом, уехавшем в Сирию, и требовали сотрудничества. Сейчас Мурадов благодаря адвокату оказался на свободе, но ни сам он, ни правозащитники не верят, что от него отстанут так просто – первая попытка выехать с беременной женой из страны уже закончилась неудачей. Как в России фабрикуют “экстремистские” дела и помогают в этом же среднеазиатским соседям.
Парвиз Мурадов приехал из Таджикистана в Москву в 2005 году. Первое время работа грузчиком, затем таксистом. Через пару лет получил российское гражданство. Для таджиков это не так сложно: между странами действует договор о двойном гражданстве, который также предусматривает ряд условий, упрощающих процесс оформления российского паспорта. В 2008 году Парвиз познакомился со Светланой. Спустя год молодые люди поженились, и девушка сменила религию:
– Христианкой я никогда не была, у меня скорее нейтральное отношение было ко всем религиям, – рассказывает Светлана. – Ислам меня стал интересовать еще с девятого класса. Я немного читала про эту веру, расспрашивала у друзей. Потом уже познакомилась с Парвизом, который стал для меня проводником в исламскую культуру. И я стала мусульманкой.
Однажды вечером к супругам подошли двое подвыпивших мужчин. В то время у Парвиза еще была длинная борода и волосы, а Светлана не носила хиджаб. Мужчины стали говорить ей: зачем ты выбрала себе нерусского, мало, что ли, наших парней. Один из мужчин достал нож и стал угрожать Парвизу. Парвиз схватил какую-то железку. Завязалась драка.
Доказать на суде, что это была самозащита, не получилось. Мурадова приговорили к пяти годам лишения свободы по статье 111 ч. 1 ("Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью"). После его освобождения семья решила переехать. Светлана продала в Москве свою комнату и на эти деньги купила квартиру в Краснодаре. Первое время на новом месте Мурадов работал таксистом. Потом решили продать квартиру, а на вырученные деньги открыть небольшой магазин с овощами и фруктами. Жизнь налаживалась: семейный бизнес шел довольно успешно, Светлана ждала ребенка. Но 7 июня Парвиз ушел в магазин и пропал.
Я сразу поняла, что это не Парвиз. Он все-таки еще с ошибками по-русски пишет, а сообщение было грамотно написано
– К часу дня он не вышел на связь, – вспоминает Светлана. – Я звонила не переставая. Часов до семи вечера ответа не было. Я уже написала заявление участковому, что у меня пропал муж. Потом с его номера пришло СМС, что его остановила ДПС, якобы он сидит у них в машине, документы забрали. Но я сразу поняла, что это не Парвиз. Он все-таки еще с ошибками по-русски пишет, а сообщение было грамотно написано.
Парвиз вышел на связь только в полдесятого вечера. Он позвонил Светлане из дежурной части города Горячий Ключ, который находится примерно в 50 км от Краснодара. Согласно протоколу, как позже узнает Светлана, мужа задержали за то, что он нецензурно выражался в общественном месте.
Я спросил: вы кто? Они ответили: мы не полиция, мы не уголовный розыск, мы выше. Я сказал: ФСБ? Они ответили – да
– Меня не задержали, меня буквально украли – накинули мне мешок на голову, когда я выходил из магазина, и закинули в фургон. Отвезли, как я предполагаю, в отделение в Краснодаре. Там меня били, пытали током, пытались узнать все о моих связях с земляком. Он был со мной в тюрьме, где я сидел за драку. После выхода мы первое время поддерживали связь – списывались раз в месяц. Потом он поехал в Турцию, как он говорил, на заработки. А в последний раз, когда он писал, сказал, что собирается в Сирию. Я подумал, что это очень подозрительно. И после этого перестал с ним общаться. После того, как те, кто меня избивал, узнали все о нем, они стали меня шантажировать. Сказали, что я буду ходить по мечетям и узнавать, кто из мусульман собирается в Сирию или планирует здесь преступление. Говорили, что если откажусь, меня посадят пожизненно и жене подкинут наркотики, что она будет рожать в тюрьме. Я никого из них не видел, потому что голова все время была в мешке. Но спросил: вы кто? Они ответили: мы не полиция, мы не уголовный розыск, мы выше. Я сказал: ФСБ? Они ответили: да.
По словам Парвиза, он был готов согласиться на сотрудничество, потому что хотел защитить свою семью. Но после “разговора” его отвезли в УВД Горячий Ключ, составили протокол об административном правонарушении: “Недалеко от памятника ”Вечный огонь” гр-н Мурадов П.В громко выражался нецензурной бранью, причем вел себя агрессивно…”. Светлане позвонили, сказали, что ее муж задержан на три дня. Но через пятнадцать минут по истечении этого срока на Парвиза был составлен новый протокол: якобы мужчина снова матерился в общественном месте. Новое наказание – арест на двое суток.
Наказание: двое суток – трое суток – двенадцать суток – тринадцать суток – трое суток. Всего пять протоколов, 34 дня
– Через три дня я ждала его у КПП, через который обычно выпускают заключенных, – рассказывает Светлана. – Но он так и не появился. Тогда я спросила, где мой муж. Сказали, что он еще будет сидеть, выпустят через два дня. Но он снова не вышел. Каждый раз по истечении срока составляли новый протокол за административное правонарушение, каждый раз за нецензурную брань. Наказание: двое суток – трое суток – двенадцать суток – тринадцать суток – трое суток. Всего пять протоколов, 34 дня. И он ни разу не вышел из УВД.
Светлане посоветовали обратиться к адвокату Шамилю Шабанову, который сотрудничает с “Гражданским содействием”. Шабанов приехал в город в день, когда у Мурадова заканчивался очередной срок, обратился в Горячеключевский городской суд, запросил все протоколы. Добился того, чтобы его пустили к Парвизу, вместе они написали жалобу на имя прокурора Краснодарского края.
Его просто сажали в уазик, выводя из задних дверей УВД, где нет камер, 10–15 минут катали по городу и снова заводили в УВД
– Между временем окончания срока заключения и новым правонарушением, согласно протоколам, каждый раз проходило не больше получаса, – говорит Шабанов. – Как рассказывает Парвиз, его просто сажали в уазик, выводя из задних дверей УВД, где нет камер, 10–15 минут катали по городу и снова заводили в УВД. В каждом судебном деле подзащитный отказывался от адвоката. И нет паспортных данных свидетелей, которые давали показания. Также ни разу не выдавали официального документа, что он освобожден.
Шабанову удалось добиться, чтобы Парвиза все-таки отпустили. За время, которое он провел под арестом, к нему еще пару раз приходили – предположительно, сотрудники ФСБ. Разговор был тот же: или ты нам помогаешь, или вся твоя семья будет сидеть. Парвизу сказали даже не пытаться убежать от них – все равно найдут. По совету председателя комитета “Гражданское содействие” Светланы Ганнушкиной, как только Парвиза выпустили, Мурадовы поехали в Москву.
Этот метод был распространен во время чеченских войн. Чеченцев задерживали в Москве якобы за нецензурную брань. А пока они отбывали наказание за это правонарушение, им подбиралось подходящее преступление
– Нам уже приходилось сталкиваться с таким же механизмом фабрикации уголовных дел, – говорят в "Гражданском содействии". – Особенно этот метод был распространен во время чеченских войн. Чеченцев задерживали в Москве якобы за нецензурную брань. А пока они отбывали наказание за это правонарушение, им подбиралось подходящее преступление, в котором их потом обвиняли. Иногда при обыске “находили” наркотики или оружие, иногда просто за их счет закрывали так называемые висяки – нераскрытые реальные преступления. Мы убеждены, что Парвизу и Светлане Мурадовым в России угрожает опасность оказаться в заключении на долгий срок по ложному обвинению.
25 июля Мурадовы попытались выехать в Украину. Но на российской границе их сняли с поезда, сказали, что Парвизу запрещено выезжать из страны. Почему – никто не объяснил, официального документа о запрете на выезд не предоставили. Их провели в отделение ФСБ, где с Парвиза сняли отпечатки пальцев, сфотографировали его. После тюремного заключения за драку он не мог выезжать из России в течение года. Но этот срок истек в марте 2017-го. Адвокат Шабанов звонил в пограничный пункт, где остановили Мурадовых, разговаривал с дежурным смены: “Я говорю: поскольку вы при исполнении, у вас есть полномочия выдать процессуальный документ ограничения передвижения моего подзащитного. На что он ответил, что никакого постановления о его невыезде он не выносил. Все вопросы к Мурадову”.
Опасения правозащитников, что на Мурадова могут сфабриковать уголовное дело, основано на практике. Так, самым громким делом за последние годы было "Дело пятнадцати", когда при наличии явных доказательств невиновности суд обвинил уроженцев Дагестана, Чечни, Ингушетии, Калмыкии в подготовке теракта в кинотеатре “Киргизия”. Большинство из них было задержано 26 ноября 2013 года на съемной квартире. Во время задержания производили видеозапись, на которой видно, как сотрудники правоохранительных органов подкидывают оружие и бомбы.
– Есть заказ исполнительной власти и общества на борьбу с терроризмом, – комментирует один из адвокатов, ведущих "Дело пятнадцати", Илларион Васильев. – Я уже не раз говорил, что пока власть фабрикует дела и борется с придуманными ею террористами, где-то кто-то реально готовит теракт. Реальная террористическая угроза существует, власть раздувает в обществе панику. В это же время обществу показывают красивую фейковую картинку выявления и ликвидации группы мнимых террористов. Сфабриковать дело проще, чем раскрыть реальных террористов. Тем более что суды и прокуратура покрывают оперативников и следователей.
О других случая липовых обвинений рассказывает адвокат “Миграции и право” ПЦ “Мемориал” Роза Магомедова:
У человека четверо детей, он работал мясником. Откуда у него еще были деньги, чтобы двадцать человек куда-то отправить?
– В моей практике было два вопиющих примера, когда дела были сфабрикованы. Первый – с гражданином Таджикистана Хуршеддином Фазыловым. На родине его обвинили в том, что он вербовал соотечественников и за свой счет отправлял их в Турцию, чтобы затем они попали в Сирию. У человека четверо детей, он работал мясником. Откуда у него еще были деньги, чтобы двадцать человек куда-то отправить? При этом ни ФСБ, ни МВД никаких доказательств о незаконной деятельности Фазылова не обнаружил. ЕСПЧ применил к нему правило 39 (запрет на выдворение из страны, недопустимость экстрадиции). Но несмотря ни на что ФСИН отправила его в Таджикистан. Я очень хорошо помню глаза этого человека, он очень боялся, того, что с ним могут сделать на родине.
Второй случай был в июле прошлого года с Саидаруфом Саидовым. У него жена и ребенок граждане России, он работал таксистом. И тоже правоохранительные органы Таджикистана говорят, что якобы он через социальные сети завербовал кого-то в ИГИЛ (организация запрещена в России. – РС). Этот человек совершенно далек от ИГИЛа и от политики. ЕСПЧ в отношении него также применило правило 39. Для того чтобы его выдать, Россия экстрадицию заменила выдворением. Оформили все так, будто он с апреля 2016 года, когда задержали, незаконно находился на территории страны. Он к этому времени уже год просидел в СИЗО. Я когда узнала, что Маруфа увозят в Таджикистан, я сразу же поехала в прокуратуру Москвы. Но там мне нагло заявили, что письмо ЕСПЧ о правиле 39 им слишком поздно пришло. Это ложь, потому что оно приходит всем одновременно, – рассказала Роза Магомедова.
Магомедова отмечает, что значительная часть подобных дел фабрикуются именно по статье "Экстремизм". В последнее время в тренде связь с ИГИЛом, а раньше это были "Хизб ут-Тахрир", "Джабхат ан-Нусра" (организации запрещены в России. – РС), разные националистические партии. Ходили разговоры, что между узбекскими и таджикскими службами существует договоренность о наработке статистики: они помогают друг другу в задержании граждан, и Россия в этой игре принимает деятельное участие. “Наши спецслужбы и их спецслужбы очень тесно работают, – уверена Светлана Ганнушкина. – К ним относятся как к коллегам и выполняют их заказы, часто не безвозмездно. Я знаю, что когда наших узбеков задерживали, российским службам платили 60 тысяч долларов”.
Правозащитники говорят, что фабрикация экстремистских дел идет по двум направлениям. Первое – отработка российских правоохранительных служб, в том числе ФСБ, собственной статистики. Второе – помощь коллегам из Узбекистана и Таджикистана. Доказать невиновность людей, попавших в такие ситуации, практически не удается:
Инструмент только один – нужно восстанавливать нашу судебную систему, чтобы она снова стала независимой
– Сложность состоит не в том, чтобы доказать, а чтобы эти доказательства приняли, – объясняет Ганнушкина. – При всей очевидности сфабрикованного дела, этого не признают. Суд отказывается это видеть. Даже если у людей есть алиби. Инструмент только один – нужно восстанавливать нашу судебную систему, чтобы она снова стала независимой. Необходимо, чтобы судья исходил не из установок, которые ему дают сверху, а из установок, которые он дает в своей присяге. А сейчас суд превращается в некий департамент исполнительной власти.
Мурадовы считают, что оставаться в России опасно. Сейчас Светлана на восьмом месяце беременности. В ближайшее время они хотят сделать еще одну попытку выехать из России, в этот раз в сопровождении адвоката и журналистов.
Уважаемые посетители форума РС, пожалуйста, используйте свой аккаунт в Facebook для участия в дискуссии. Комментарии премодерируются, их появление на сайте может занять некоторое время.